Две повести о Манюне

Абгарян Наринэ Юрьевна

Дождавшись, пока в ванной зашумит вода, мы выползли из-за стола. Нужно было закопать яблоко.

– Одна нога тут, другая – там, – скомандовала Манюня.

«Одна нога тут, другая – там», – не получилось. Сначала мы закопали яблоко, потом полили его, потом решили подыскать ему место получше, а то мало ли, может, там, где мы его посадили, земля нехорошая, поэтому оно и не прорастает. И Манька, как заправский Моисей, сначала долго водила меня по саду, потом выкапывала яблоко и закапывала на новом месте – между грядками кинзы и укропа, а потом еще долго поливала его

из шланга, чтобы оно не погибло от засухи. И так увлеклась поливанием, что даже порушила часть грядок тугой струей воды.

– Мария! – пригвоздил нас к земле голос Ба. – Наринэ! Что вы там такое учинили?!

Мы выронили шланг и обернулись. Ба грозно выглядывала из окна – лицо красное, на голове кривенькой чалмой торчит полотенце.

– Это, Ба, – зачастила Манька, – мы тут решили грядки полить. Петрушку там, укроп.

– Идите домой, деточки, – ласково сказала Ба.

– Не пойдем, – пискнула я. – Ты нас побьешь!

– Не пойдете – убью! Выбор за вами.

Мы с Манькой переглянулись, виновато шмыгнули носами и потрусили к дому.

Ба ласково встретила нас подзатыльниками и повела в ванную – мыть руки.

– Вы гречку перебрали? – пророкотала она.

Гречка!

– Ба, мы совсем про нее забыли, но сейчас точно все сделаем, точно-точно!

Ба не поверила своим ушам:

– Вы что, до сих пор не перебрали ее?

– Мы забыли, – взвыли мы и заметались по ванной комнате. Правда, какой толк от этих «заметаний», если на пороге высится Ба и мимо просочиться категорически невозможно, а под ванну особо не спрячешься – она со всех сторон заложена кафелем?!

Ба, изрыгая проклятия, схватила нас за уши и поволокла на кухню.

– Аааааа, – орали мы, – отпустиииии!

– Не нравится? – приговаривала Ба. – А вы думаете, мне нравится по сто раз на дню одно и то же повторять?

Когда тебе хорошо повыкручивали уши, дело определенно спорится быстрее. Не прошло и двадцати минут, как мы с Манькой гордо продемонстрировали результат наших трудов – целое блюдечко камушков, зерен и другого мусора, которым щедро была сдобрена гречка.

– Ну как?

– Отлично! – Ба убрала со стола чашку. – Сейчас быстренько промоем ее и отварим, и будет у нас гарнир к котлетам.

– Зря ты нас заставляешь чистить гречку, – потирая зудящее ухо, задумчиво протянула Манька. – Вот подумай сама, зачем в ней много мусора?

– Зачем?

– Нет, ты подумай, – уперлась Манька.

– Я сейчас подумаю тебе! – рассердилась Ба.

– Ладно, так объясню. Нам в школе рассказывали, что, если есть медленно, пища усваивается хорошо. А если спешить и не прожевывать еду, то от этого желудок болит. Вот. Видимо, в гречку специально добавляют камушки, чтобы мы аккуратно жевали. Сидишь себе, как верблюд, тихонечко пережевываешь гречку, чтобы камушки под зубы не попадали. Заодно и желудку польза! А чистую гречку раз-раз – и всю проглотил. Разве это дело?

Ба закрутила кран и уставилась на внучку поверх круглых очков.

– Ну давай тогда ничего не мыть, зачем церемониться? Откопали картошку и сразу съели. Она вся грязная и к тому же сырая.

Сидишь себе тихонечко, как верблюд, пережевываешь пищу, и желудку польза, и картошку жарить не надо.

– Нет, – забеспокоились мы, – ну как же так без жареной картошки? Жареная картошка очень даже нужна!

Ба достала эмалированную кастрюлю, засыпала туда гречку, посолила ее, положила кусочек сливочного масла, залила крутым кипятком и поставила томиться на маленький-премаленький огонь.

– Вот и не надо тогда глупости говорить, – хмыкнула она. – Пойдем, поможете мне набрать зелени и принести сыр из погреба.

– Пойдем, – радостно подскочили мы и, выдирая друг у друга миску из-под сыра, ринулись во двор. Сначала зашли в погреб и достали из рассола остро пахнущую головку жирной брынзы, а потом поскакали в огород – набрать свежей зелени. Петрушки там, укропа, базилика, зеленого лука и кресс-салата.

Ну и прямо там, между грядками базилика и кресс– салата, получили по заслугам. Потому что Ба сразу заметила разрушения, которые мы нанесли нежным побегам зелени активными поливальными работами, собрала наши шивороты в руку и отвесила каждой по подзатыльнику. И если бы не раздавшийся телефонный звонок, то мы простыми подзатыльниками не отделались бы, а так она нас легонько контузила и побежала отвечать на вызов.

Пока Ба разговаривала по телефону, мы еще раз откопали и закопали яблоко, набрали пучок разной зелени и, шмыгая носами, поплелись домой. Слушать нравоучения. Но нравоучений мы не дождались, зато застали в холле удивительную картину – прямо напротив комода с латунными семисвечниками, на ковре в тонкий восточный узор, танцевала Ба. Это был какой-то совершенно незнакомый нам, да и, наверное, всему остальному человечеству, танец. Ба выводила какие-то странные па, прихлопывала и притопывала и периодически, возводя руки к потолку, радостно визжала.

– Иииииии, – тонко тянула она и снова пускалась в пляс.

Мы просочились на кухню, оставили в мойке пучок зелени и осторожно выглянули в холл, в надежде, что Ба успокоилась. Но Ба не успокоилась. Теперь она, облокотившись на комод, выделывала ногами па и заодно разговаривала с портретами своих родственников, которыми была увешана вся стена.

– Видели? – приговаривала Ба. – Не, ну вы видели? Вот так вот!

– А чего это она? – шепнула я Маньке.

Манька растерянно глянула на меня, а потом обратно уставилась на Ба:

– Ба? Ты чего?

Ба обернулась к нам и радостно всплеснула руками.

– Меня пригласили на банкет!

– Ура! – запрыгали мы. – А что такое банкет? И зачем тебя пригласили?

Ба не стала нам отвечать. Она полетела в свою комнату, распахнула дверцы шкафа и принялась перебирать одежду.

– В чем же мне пойти? – бубнила она себе под нос. – В синем платье? Или в голубом костюме? А может, надеть шляпку? М?

Она сдернула с верхней полки круглую, цвета сливочного масла шляпку с блестящей пряжкой на боку и нахлобучила на голову. Потом выдернула из шкафа синее тонкое платье, приложила его к себе, повертелась перед зеркалом.