Две жемчужные нити
Шрифт:
— Нет, не всё! — вскочил Павел. — Давайте спокойно подумаем. Зачем же так сразу рубить сплеча? Ольгу давайте послушаем. Давайте же наконец по-человечески разберемся, ведь у нас же в бригаде один за всех и все за одного.
Василий искоса взглянул на Павла, покраснел. Но заметив, как дрожат у того руки, насторожился.
Девушки спокойно и сосредоточенно продолжали есть, не замечая непрошеных гостей.
— Девчата, ну что же вы молчите? — спросила нетерпеливо Олеся. — У нас не митинг и не собрание. Хоть решить нам все
Девушки переглянулись.
— Мы думаем так… — громко сказала Галя Диденко.
— Да кто это «мы»? Николай Второй, что ли? — вмешался Марчук.
— Да вы не зубоскальте, — отрезала Галя. — Мы — это я и Стася — тоже думаем, что Ольга, товарищи, просто ошиблась, оступилась. Забыла, что здесь все государственное: и станки, и пряжка, и запчасти. И продукция, которую мы выпускаем. В общем, все народное. Неужели ты этого не хочешь понять?
Ольга нахмурилась.
— Дайте я тоже скажу, — встала Искра. — Самгородок наш далекий и маленький. Фабрика тоже небольшая, но такого у нас не бывало, чтобы не выручить друг дружку. А у нас ведь соревнование за звание бригады коммунистического труда. И вдруг такое, как только что Ольга сотворила. Одно к другому никак не вяжется. Пусть все-таки она объяснит.
— Нате! Берите! Пусть он ими подавится, ваш бригадир! — вскрикнула Ольга и швырнула припасенные шпули.
Светлана Козийчук, потирая красные веки, заговорила решительно:
— Виновата ты, Ольга, или нет? Давай спокойно разберемся. Ты не дала уток Искре. Почему? Может, вы поссорились, а может, еще что-нибудь. Потому и не дала. Это мне ясно. А вот что ты никому его не дала, это мне не ясно. Что это значит? Ведь теперь всей бригаде позор. Из-за простоя план сорвали. Стыдно. Вчера буфет без продавца не могли наладить, сегодня — срыв производства.
— Называйте вещи собственными именами. Это саботаж, — довольно проговорил Марчук. — Гнать ее нужно в шею.
— Нет, Ольгу мы не отдадим, — вмешалась Олеся. — Она начала с нами это соревнование и закончит его, как и все мы, в красной косынке. Иначе всем нам грош цена. Вы знаете, люди, по-моему, делятся на три категории: знакомые, приятели, друзья. Я долго не могла себе объяснить разницу между ними, а теперь вот поняла. Друг — это гот человек, который догадывается, что мне нужна помощь, и просить его об этом не приходится. А приятель, мне кажется, тот, кто помогает мне, когда я попрошу. А знакомый — гот человек, которого я пока еще не решаюсь о чем-нибудь попросить, потому что еще мало его знаю. Но скоро решусь и попрошу. И тогда знакомый станет мне приятелем, а вскоре и другом. Вот и получается, что Ольга, как это ни жалко, пока еще только знакомая наша. Но я верю, скоро она станет нашим другом.
— Я официально заявляю, — возмущенно сказал Василий Бурый, — у нас нет воспитателей, чтобы нянчиться тут и педагогику разводить.
— Василий, а про тебя разговор будет особый, и твою вину с
Анна Николаевна поднялась, подошла к Олесе, обняла ее за плечи и погладила по голове широкой шершавой ладонью.
— А они ведь тебя к лучшему тянут, бригадир. Это их руками слава к тебе идет, люди тебя уважают, газеты о тебе пишут. Ты подумал об этом? А скажи на милость, кто вместо Ольги к станку станет? Может быть, ты сам, непогрешимый герой времени? Ведь не получится у тебя.
— Подумаешь! Не найдем замену, что ли! Незаменимых у нас нет, Анна Николаевна, — поддержал бригадира Андрей, помогая девушкам собирать со стола остатки обеда.
Павел Зарва поднимал цветные шпули, разбросанные под столом, и снова складывал их в жестяную коробку, которую швырнула Ольга.
— Нет на тебя, девушка, палки хорошей, — бормотал он. — А то еще лозу вымочить в рассоле — да выдрать тебя, чтоб знала, как нужно дорожить товариществом, непутевая моя квартирантка…
В дальнем углу раздался звонок. Обеденный перерыв кончился. Энергетики включили первую секцию станков. Потом — вторую. Третью. Железный гром и грохот покатились по холодному цементному полу, ударились штормовым валом о высокий потолок.
Девушки побежали к станкам. Бросилась и Ольга. Она шла по цеху, высоко подняв голову, но была вся неестественно скованная и, казалось, ничего не видела перед собой. Два ремесленника, которые подвозили к станкам автокар с утками, еле успевали свернуть в сторону, чтобы не наехать на нее. А Ольга даже не взглянула на тележку, наполненную шпулями, из-за которых все вышло так глупо. В пролете к Ольге подбежал Марчук, преградил ей дорогу, что-то стал говорить.
Но она рывком обошла его, тихо бросив на ходу:
— Прочь с моей дороги… Я вас не знаю…
— Ну-ну, — пригрозил пальцем Марчук и стремглав побежал в конторку начальника цеха, в которой исчезли Петр Сухобрус, представитель завкома и Анна Николаевна.
В комнатке тихо и уютно. Оглушительный грохот станков сюда почти не доходит. Нет и начальника цеха, который, словно нарочно, куда-то исчез. За него оправдывалась Анна Николаевна, но вместе с тем она внутренне торжествовала победу. Она вообще не любила, когда в цех приходили разные представители, мешая работать и ткачихам, и плановикам, и контролерам, и бригадирам.
— Мы же с начальником цеха просили не приходить сюда, — заговорила она. — Если бы, скажем, бригадир что-нибудь напутал, то Олеся не дала бы ему усугубить ошибку. А потом сами же девчата грамотные. Их вокруг пальца не обведешь.
Представитель завкома молчал.
Марчук не выдержал:
— Но ведь там безобразие…
— Какое? — наивно спросила Анна Николаевна.
— Ольга Чередник сорвала производственный процесс, а они не хотят ее наказывать. Категорически против того, чтобы Чередник перевести в другую бригаду.