Две женщины
Шрифт:
Сьюзен налила чай и поставила чашку перед Барри. Сегодня она отправила детей к Дорин, чтобы спокойно сходить в клинику. После возвращения Сьюзен не стала их забирать, потому что Барри был в шоке и полон отвращения к самому себе. Результаты анализа оказались положительными.
В душе Сьюзен по-прежнему жалела его, потому что знала Барри слишком хорошо, знала, что он никогда ни о чем не задумывался, пока не становилось слишком поздно. Теперь было слишком поздно.
Розель будет обходить
– Я убью Мэгги Британ. Клянусь богом, я прикончу эту шлюху.
Он был зол, но Сьюзен чувствовала, что в его голосе не хватало уверенности. Он знал, что болезнь не пройдет и от убийства Мэгги ничего не изменится. Да, Мэгги заразила его, но он сам был виноват. Он не хотел признаться себе в этом.
– Ты должен сказать ей об этом, Барри. Она имеет право знать.
Резким движением руки он оттолкнул чашку так, что она перелетела через стол и упала на пол.
– Ну как я скажу ей, Сьюзен? Ты же знаешь, какая она. Она не проглотит это. Она распсихуется.
Сьюзен подняла чашку с пола и начала автоматически вытирать ее полотенцем.
– Распсихуется? Да у нее крыша съедет. Тем не менее она имеет право знать, Барри. Это слишком серьезно, чтобы скрывать. И слишком серьезно, чтобы думать, что все рассосется. Помнишь, что сказал тот врач в клинике? Первый приступ может быть и средним, и очень сильным. Сильный приступ может убить ее. Ты должен сказать.
Она полоскала полотенце под краном, когда Барри ударил ее кулаком в голову.
– Не указывай мне, черт возьми, Сьюзен, что делать, а чего не делать. Я сам разберусь.
Она схватилась за раковину, чтобы не упасть.
– А меня ты за что ударил, Барри? Что я тебе сделала? – В ее голосе слышались рыдания. – Я твоя жена. Я прошла с тобой через все это дерьмо, а ты теперь решил отплатить мне за преданность? В отличие от того, что случалось с тобой раньше, теперь не получится обойтись несколькими уколами.
Розель самой придется сходить в больницу и сдать анализы. И чем скорее, тем лучше.
Он кивнул головой и вдруг произнес:
– Я могу сказать, что это ты меня заразила, Сью.
Глаза ее округлились, рот открылся, но она не могла произнести ни звука. Барри схватил ее за руки и закричал:
– Это единственное, что я могу сказать, ты, глупая сука! Потому что ты – моя чертова жена!
Сьюзен в отчаянии вскочила со стула.
– Какая же ты скотина! Ты хочешь заставить ее думать, будто заразился от меня, чтобы она легче проглотила горькую пилюлю? И от кого же, интересно, я могла подцепить заразу, Барри? От зараженного герпесом привидения? Кого ты собираешься обвинить?
Он кусал нижнюю губу. Так же делала Венди, когда волновалась.
– Извини, Барри, но Розель никогда не поверит в это. Она знает меня лучше, чем ты, знает, что со мной такого просто не могло случиться. Хотелось бы мне, чтобы она могла и
Он смотрел на Сьюзен, не отрывая глаз.
– Единственное, что я могу сказать тебе, Сью, – я не вернусь домой. Я не могу, – заскулил он. – За это время я привык к лучшему. Я не смогу жить здесь снова. Если потеряю работу, где вы все будете? Никаких денег на мягкую мебель и на детей.
Он пытался уговорить ее взять вину на себя, чтобы оправдаться перед Розель. Пытался превратить ее в грязную шлюху, которая разнесла болезнь по всему городу.
Сьюзен с грустью покачала головой:
– Извини, Барри, но я никогда не повешу на себя такую дрянь. Ни за что.
Она увидела, как сжались его кулаки, и невольно отпрянула назад, но он не ударил ее. Вместо этого, громко хлопнув дверью, он вылетел из дома.
Лицо Розель было таким бледным, что она казалась совершенно больной.
– Сьюзен заразила тебя, Барри?
Он опустил глаза и мягко ответил ей:
– Чертов герпес, мать его. Наверное, подцепила от того ухаря в кабаке.
Он развел руки в красноречивом жесте, как бы говоря, что сам оказался заложником ситуации и ему нечего добавить. Последнее было правдой. Барри разыгрывал трагедию, надеясь на невозможное, на то, что Розель поверит ему и простит. В конце концов, Сьюзен была ее подругой.
В это время Розель пыталась до конца осознать смысл сказанного. Герпес? Он подхватил герпес? От Сьюзен? От своей жены? Целых пять минут она переваривала информацию. Самые длинные пять минут в жизни Барри Далстона.
Затем она начала хохотать. Она хохотала до слез, до истерики, пока смех не стал походить на рыдания. Это был смех человека, понимающего, что его предает самый близкий и дорогой друг, и оттого ее смех совсем не казался веселым.
– Ах ты подлец! Ты смеешь обвинять Сьюзен в таких вещах! Обвинять ее в том, что сам натворил! От кого же на самом деле ты подцепил эту дрянь, Барри? От Марианны? От этой маленькой шлюшки или от другой, которую ты трахал еще где-нибудь?
То, что она попала в десятку, вышибло его из колеи. Она знала его гораздо лучше, чем он думал, и не поверила в историю со Сьюзен. Его жена слишком уважала себя, чтобы спать с кем попало. В душе он знал это наверняка, так же как знала и Розель.
Она встала. Все в ней выражало возмущение и оскорбленное достоинство.
– Забирай свое барахло и уходи. Я больше не хочу ни о чем говорить, хочу, чтобы ты исчез отсюда навсегда. И не заставляй меня прибегать к помощи Ивана. Если ты доставишь мне еще хоть одну неприятность, я обращусь к нему, клянусь жизнью моего сына.
Он молча смотрел, как она надевает куртку.
– Я вернусь через час. Чтобы к этому времени духу твоего здесь не было.
Он подошел к ней, пытаясь обнять.
– Пожалуйста, Розель, я все сделаю…