Две женщины
Шрифт:
Венди с грустным видом кивнула.
– Просто я чувствую себя виноватой, что ты здесь, мама. Ты так нужна малышам…
Сьюзен прервала ее:
– Я рано или поздно выйду отсюда: они ведь не смогут держать меня здесь целую вечность. Так что давай прекратим эти разговоры.
Венди ничего не ответила. Она поставила Рози на пол и, поднявшись, окинула взглядом помещение. Сьюзен наблюдала за ней. Она переживала за нее больше всего. Венди выглядела очень хрупкой, несмотря на хорошо развитую грудь. Она часто впадала в какую-то задумчивость, чуть ли не в ступор. Ее лицо становилось отрешенным,
Рози вдруг протянула ручки к Сьюзен. На личике девочки появилась улыбка. Взяв ее на руки и крепко прижав к груди, Сьюзен в очередной раз сказала себя, что все будет хорошо. Слушая болтовню Аланы и Барри, наперебой рассказывавших ей о доме в Эссексе, она почувствовала, как спадает ее напряжение. У нее хорошие дети, и они смогут справиться с тем, что на них навалилось. Ей оставалось надеяться на это.
Свидание подошло к концу, Сьюзен попрощалась с детьми, расцеловав их, но отрешенное лицо Венди стояло перед глазами. Рози заплакала, когда ее выводили из комнаты, а значит, она хотела остаться с матерью. Сьюзен терзала жестокая мысль: она жертвует всеми детьми ради спасения одного.
Но что еще ей оставалось делать?!
– Самое ужасное, Сью, это ночи. Я просто ненавижу их.
Сьюзен, которая тоже ворочалась без сна на нарах, громко вздохнула.
– Это не может длиться дольше, чем жизнь, так я считаю, – сказала она. – Ты тоже, Мэтти, должна настраивать себя на терпение. В противном случае мы здесь рехнемся.
Сокамерница молчала.
– Мэтти! Ты что, язык проглотила? Не грузи себя.
– Ненавижу это место! Как бездарно проходит наша жизнь! Подумаешь, прямо зло берет. Мы совершили ужасные вещи, я не отрицаю этого, но у нас не было иного выхода.
– Тебе дали четыре года, подружка, а это мягкий срок за убийство, будь оно хоть умышленным, хоть нет, – заметила Сьюзен.
Мэтти соскользнула со второго яруса и уселась на пол возле нар.
– Ну и что? Все равно слишком большой срок за него. Он заслужил то, что получил! – Ее голос стал жестким. – Боже, как же я ненавидела его!
Сьюзен скрутила самокрутку и закурила.
– Знаешь, самое забавное, что я не ненавидела Барри. По крайней мере, эта ненависть не носила постоянного характера. Я ненавидела его, лишь только когда он доставал нас.
Мэтти вытащила маленький сундучок, который хранила под кроватью.
– Хочешь выпить, Сью? – Она вытащила из сундучка непочатую бутылку водки. – У меня есть еще немного лимонадика. Спасибо нашим надзирательницам.
Сьюзен приняла предложение:
– Пожалуй, не откажусь. Спасибо.
Они налили в кружки по порции водки и приправили ее небольшим количеством лимонада. Сьюзен сделала глоток и, смакуя, облизала губы.
– То, что доктор прописал, скажу тебе!
Мэтти рассмеялась:
– Ты сумасшедшая.
– Ну, меня частенько так обзывали, особенно мой покойный муженек. – Она подняла кружку. – За покойных мужей, которые наконец-то
Мэтти хихикнула.
– Знаешь, чего бы я хотела сейчас? – разоткровенничалась Сьюзен. – Чтобы мы сидели в моем маленьком домике, с моими детьми и пластинками. Пропустили бы по стаканчику-другому, посмеялись бы, ты бы поехала потом домой, а утром я готовила бы детям завтрак. Затем отвела бы их в школу, поболтала с соседями на обратной дороге, а вернувшись домой, занялась бы уборкой. Это все, чего я хочу от этой жизни. Я не мечтаю выиграть миллион или подцепить какого-нибудь супермена. Мне хватит простого семейного счастья.
– Когда-нибудь так и будет, Сью.
– Возможно… Только к тому времени дети вырастут, моя забота им уже не потребуется. Они станут более или менее самостоятельными…
Мэтти снова наполнила кружки, и они выпили молча, погруженные в собственные мысли.
– А что с твоей апелляцией, Сью? Ты никогда не говоришь о ней, в отличие от других девчонок.
Сьюзен скрутила себе еще одну папироску.
– Да говорить-то, собственно, не о чем. Я не буду ее подавать, просто хочу хоть какое-то время побыть ближе к детям.
– Но послушай, если твой муж избивал тебя, ты ведь можешь использовать это в качестве оправдания. Сью, на дворе 1985 год. Средневековье давно позади. Теперь закон защищает женщин от насилия.
– Да неужели? – с сарказмом произнесла Сьюзен. – То-то он защитил и тебя, и меня. Помог, аж спасу нет. О да, полицейские забирали его на ночь, делали мне одолжение, так сказать! На следующий день выпускали, трезвого и тихого. Но Барри не нужно было даже пить, чтобы превратиться в изверга. Для этого ему не нужно было ничегошеньки, кроме его подлого нрава. Над нами измывались по полной программе, а мы до сих пор расплачиваемся. Никто и знать не хочет, что из себя представляла моя жизнь. Барри был куском дерьма, но судья на это наплевал с высокой колокольни.
Какое-то время Мэтти молчала, потом заговорила:
– Но ты не делала ничего, чтобы помочь себе, разве не так? Давай начистоту! Твое заявление в суде больше смахивало на хвастовство серийного убийцы. «Я сделала бы это еще раз» – так, кажется, ты говорила. Не такое суд хочет от нас услышать. Законы этой страны писались мужчинами и для мужчин. Ты должна играть по их правилам, быть маленькой, хрупкой женщиной, нуждающейся в защите. Ты же предстала перед ними в образе железной леди, готовой снова ринуться в бой.
Сьюзен, услышав в голосе Мэтти раздражение, серьезно спросила:
– То есть нужно было вести себя как ты?
Захмелевшая Мэтти рассмеялась:
– Несомненно. Ты попала в самую точку. Вот почему я сразу опротестовала свой приговор. За моим адвокатом – Джеральдиной О'Хара стоят все женские организации, все без исключения. Когда я выйду отсюда – а это, надеюсь, произойдет довольно скоро, – то стану героиней феминистского движения. Мэтти выставила палец перед носом Сьюзен: – Я пишу книгу об этом, книгу, на которой собираюсь разбогатеть. Понимаешь, я принадлежу к среднему классу, я привлекательна, у меня хорошее образование. Судьи не любят сажать за решетку образованных людей, потому что негоже сажать себе подобных.