Две жизни. Мистический роман. Часть 2
Шрифт:
– Да, лорд Бенедикт. Завтрашний день, когда я не услышу голоса моего дорогого друга и не увижу его добрейших глаз, не смогу принести этому честнейшему сердцу все свои маленькие скорби, будет горек мне. И пример его юной дочери, столь мужественно, подобно умудренному жизнью мудрецу, несущей такие страдания, не раз устыдил меня. Должен сознаться, я слаб сейчас, и каждое свидание с пастором, который тает на глазах, разрывает меня на части. А на сегодняшних скачках мне открылась вся жизнь этого подвижника. И я понял, как часто я бывал глуп, груб и бестактен в его доме.
Сандра смотрел в окно, но ничего перед собой не видел. Его черные глаза
– Сын мой, мой друг. Ты страдаешь в эту минуту. Ты думаешь об уходящей жизни и о себе, о том, как будешь страдать, лишившись верного друга. Но ты забыл, что перед тобою, – хоть ты и причислил ее к ангелам небесным, – сидит дочь оплакиваемого тобою пастора. Дочь – юная женщина из плоти и крови, – и ее сердцу сейчас много мучительнее, чем твоему. Считаешь ли ты, что сейчас проявляешь себя тактично по отношению к ней?
– Нет, лорд Бенедикт, я понимаю, что поступаю не только бестактно, но еще и жестоко. Но если бы я сейчас не высказался, то просто умер бы от той боли, которую чувствую в своем сердце. Я еще не научился мудрости жить так, чтобы сила любви вела меня легко сквозь все препятствия дня.
– Возьми мою руку, Сандра. Пройдут годы, ты станешь главой семьи, ректором университета, большим ученым. Но того момента, когда ты оказался слабее женщины, – не забудешь никогда. И больше в твоей жизни не случится той бури протеста против смерти, в которой ты живешь сейчас. Ты узнаешь, что смерти нет, а есть вечная сила Любви, обновляющей Вселенную. Есть только мудрая красота, раскрывающая каждому врата радости жить и трудиться. Не плакать об уходящем ты должен, но передавать ему силу и мужество, чтобы он мог уйти отсюда, получив от каждого из нас последний дар нашей любви. Плоха любовь, напутствующая друга слезами.
Коляска подкатила к подъезду, и вскоре все общество сидело за обеденным столом. С необычайным тактом хозяин направлял разговор за столом и так развлек своих гостей, что тяжелые впечатления от скачек стерлись из их памяти. Тотчас же после обеда дом лорда опустел, так как все его обитатели вновь уехали за город.
Как только Дженни и пасторша увидели, что ложа лорда Бенедикта опустела, всякий интерес к скачкам у них пропал. Теперь, к своему удивлению, Дженни почувствовала одиночество и печаль. Казалось бы, с отъездом отца и, особенно, сестры она должны была почувствовать облегчение. Но у Дженни было такое чувство, точно она внезапно осиротела. Ей хотелось поскорее вырваться отсюда, но, вспоминая свой притихший дом, она готова была ехать куда угодно, только бы не оставаться вдвоем с матерью. Как много дала бы сейчас Дженни, чтобы застать дома отца и играющую на рояле Алису. Теперь ей казалось, что в тех звуках музыки была жизнь. Ушли звуки, воцарилось молчание, ничем не заполненное, тоскливое, от которого хочется бежать… Дженни с ужасом думала о возвращении в эту гнетущую тишину.
Когда скачки почти закончились, мистер Тендль предложил всем выйти с ипподрома не через главный выход, где собирались толпы народа в ожидании подачи экипажей, а через запасной. Пасторша сначала хотела не лишать себя удовольствия посмотреть на туалеты дам из высшего света, но Дженни бросила на нее такой выразительный взгляд, что она замолчала на полуслове. Пройдя через запасной выход, они смогли довольно быстро пробраться к своему экипажу и выехать из аллеи, запруженной вереницами колясок.
Кавалеры предложили дамам пообедать в каком-нибудь ресторане, на что пасторша охотно согласилась. А Дженни все же предпочла свой одинокий дом обществу матери и ее кавалера, который ей сильно не нравился. Ее отказ пойти в ресторан сильно разозлил пасторшу. Вместе со своим кавалером она покинула экипаж у первого же приличного ресторана. Мистер Тендль, оставшись с девушкой, видел, что она страдает, хотя и не понимал причину ее переживаний. Он всячески старался рассеять ее угрюмость, в чем отчасти и преуспел. Его доброта и такт невольно подкупили Дженни. В разговоре он раскрывался перед ней как человек недюжинного ума, высокого образования и большой эрудиции.
Дженни пристально поглядела на своего собеседника и встретилась с его большими серыми глазами, вдумчиво и пытливо смотревшими на нее. Рыжеватый загорелый блондин с вьющимися волосами, высокого роста, отлично сложенный, мистер Тендль был чрезвычайно интересным мужчиной.
Когда коляска остановилась перед домом пастора, он помог Дженни сойти и приподнял свою шляпу, чтобы с ней проститься. У девушки сжалось сердце. Сейчас она останется одна в молчащем доме. Одна со своими мыслями, от которых хочется бежать. Должно быть, лицо ее отразило такую тоску, что она передалась этому доброму человеку, пожелавшему помочь ей в ее печали.
– Не хотите ли, мисс Уодсворд, – сказал он голосом, полным уважения, – превратиться на сегодня в скромную студентку? Мы отпустим коляску, вы переоденетесь, как подобает вольнослушательнице, и мы отправились бы пообедать в парк.
– Я очень хотела бы принять ваше предложение, но…
– Но не знаете, как это согласуется с этикетом. С этим не стоит считаться. Во-первых, вы уже многое сделали не по этикету, а во-вторых, парк так велик, что вряд ли вы рискуете встретить там своих знакомых. Ну, а в-третьих, нужно выбирать не условное и внешнее, ничего не стоящее, а подлинные скрытые в нас ценности, которые одни лишь заслуживают нашей заботы. Иногда они заставляют нас прислушиваться к себе особенно внимательно. Обстановка, в которой мы никогда не бывали, в этих случаях может внезапно осветить порывы, не ясные нам самим.
– Я согласна, – тихо ответила Дженни. – Сейчас этот молчащий дом мне кажется гробом.
Отпустив коляску, молодые люди вошли в переднюю. Дженни проводила гостя в зал, предложив ему просмотреть последние научные журналы. Снисходительно улыбаясь, она объяснила удивленному гостю, что ее отец всю жизнь считает себя не только выдающимся певцом, но и большим ученым. А на самом деле он только скромный пастор.
– Как, – вдруг изменившись в лице, воскликнул мистер Тендль, – значит, я в доме знаменитого ученого, философа, чья книга выйдет не сегодня завтра из печати и о которой уже сейчас говорят в научных кругах? Боже мой, как я мечтал с ним познакомиться! Мне говорили, что, помимо учености, он еще и человек совершенно изумительных личных качеств. Так это и есть ваш отец?
– Отец ничего не рассказывал мне о своей книге, – холодно и высокомерно ответила Дженни. – Не путаете ли вы его с кем-либо еще из Уодсвордов? Их ведь много, – с тайной досадой проговорила Дженни.
– Пастор Уодсворд, автор выдающейся книги, может быть только один, мисс Уодсворд. Ведь имя вашего отца Эндрю?
– Да, но в нашей семье до сих пор никто не знал, что глава ее такое светило, как вы говорите. Отец очень скрытен и не любит рассказывать о своих делах. Впрочем, с Сандрой они постоянно погружаются во всякие умствования.