Двенадцать человек - не дюжина
Шрифт:
— Кто?
— Дедушка Херинг. — Фриц глубоко вздохнул. — Потому он и скрывал от вас этого «орангутанга»… Но он ведь хотел… он хотел…
Никто не проронил ни слова.
— Он хотел, — с волнением продолжал Фриц, — заработать немного денег на мелкие расходы, чтобы никто не заметил его обмана… Дело в том, что… дедушка Херинг отдаёт всю свою пенсию на хозяйство, а себе ни копейки не оставляет. А тебе, мама, он всегда говорит, будто бы взял уже карманные деньги из пенсии… Ну, а вы ведь знаете, какой дедушка Херинг и как он любит дарить всем подарки… Особенно
— Боже мой! — прошептала фрау Зомер. — А я-то и представления ни о чём не имею!
— С этим надо кончать! — сказал отец. — Прямо сегодня. Дедушка Херинг не должен вносить на хозяйство всю свою пенсию. И он никогда больше не будет играть орангутанга!
— Ой! — сказал Эрих, вытирая глаза кулаком. Наверно, вода капала со лба ему в глаза.
А тётя Рези и дядя Михаил сказали:
— Бедный дедушка Херинг!
А тётя Фелицита сказала:
— Он герой.
А дедушка Зомер, намотав верёвочку от воздушного шара на палец, объявил:
— В следующее воскресенье, клянусь вам, дедушка Херинг будет сидеть со мной на лавочке под каштаном и играть в шахматы. Или просто дышать свежим воздухом. И каждый месяц он будет брать себе из пенсии деньги на карманные расходы. Как я. — Дедушка Зомер поглядел на свои босые пятки и кашлянул. — Завтра за завтраком мы осторожно и тактично намекнём дедушке Херингу, что он был героем. А потом обратимся к нему с горячей просьбой послать открытку директору «комнаты ужасов». Текст её будет примерно такой: «Многоуважаемый господин директор! Прошу Вас срочно подыскать себе нового орангутанга на следующее воскресенье, а также на все последующие. Я окончательно выхожу на пенсию и буду теперь сидеть на берегу и смотреть, как рыбаки ловят рыбу, или гулять в Ботаническом саду, или поливать чеснок на грядке у тёти Рези, или играть в шахматы с моим старым другом дедушкой Зомером. С почтением, Антониус Херинг».
— Браво, дедушка Зомер! — крикнула тётя Фелицита. — Браво! Браво!
И опять наступила тишина.
— А я… я… я… — Эрих уткнул лицо в ладони, но все отвернулись и сделали вид, будто ничего не видят и не слышат. Только мать, прижав его к себе, пробормотала:
— Успокойся, Эрих, успокойся… Не ты один был несправедлив к дедушке Херингу.
На этом собрание членов семьи закрылось. Один за другим исчезали они со двора, чтобы переодеться.
— Пора открывать «Ателье проката», — сказала, уходя, тётя Грета, — клиенты ждут за воротами!
А Нелли, оставшаяся последней во дворе, подошла поближе к Марианне:
— Спасибо тебе, Марианна! От нас всех!
И тут Марианна обняла Нелли, хотя та была вся мокрая и с неё даже капала вода, и, прижавшись к её уху, сказала:
— …Нелли… представляешь… моего брата тоже зовут Эрих!..
— С каких пор у тебя появился брат?
— Со вчерашнего вечера…
— Со вчерашнего вечера?
— Да.
— Честное слово?
— Честное слово.
— Настоящий брат?
— Да… И он точь-в-точь такой же, как была я, когда родилась… только голова немного побольше. Так мама сказала.
Нелли глядела на неё с изумлением.
— Но почему же… — Она широко раскрыла глаза. — Но почему же… Ты ведь, наверно, и раньше знала, что у тебя будет брат?..
— Нет.
— Как так — нет?
— А может, была бы сестра…
— Да нет! Я хочу сказать… почему же ты никогда не говорила, что у тебя скоро будет брат или сестра?
— Да, не говорила… — сказала Марианна. — Мне и самой верить не хотелось…
— Ну, уж это ты петрушка!
— Знаю, — сказала Марианна. — Но теперь-то я рада, что он есть.
— Ещё бы! — сказала Нелли. И поцеловала Марианну в щёку, оставив на ней мокрый след. — Поздравляю!
В семнадцатой главе речь опять пойдёт о субботе
и называется она «Суббота». Просто невероятно, как быстро пролетает неделя!
Было десять часов утра.
В Яблоневом переулке царила такая тишина, что казалось, будто здесь вообще нет никакой школы. А что тут будет через два часа!
Жёлтый пирог величиной с холм уже стоял на столе в комнатушке сторожа Весселе. Он остывал, и запах его, проникая сквозь дверь, разносился по всей школе.
Дверные ручки и водопроводные краны, начищенные мелом, сияли как золото.
Окна в коридоре были распахнуты настежь, и плакаты «Молоко полезно для здоровья» и «Наша родина прекрасна» шуршали и трепетали на ветру.
На первом этаже, в углу коридора, стояли две половые щётки из чёрного конского волоса и две метёлочки из перьев для пыли.
А у входа в подвал красовались два голубых бака с водой. Надпись на них гласила: «Собственность школы в Яблоневом переулке».
Всё было так, как обычно бывает в субботу.
Но в эту субботу случилось нечто необычное.
У ворот школы остановилось такси.
Из него вылез какой-то человек и поглядел вверх на окна школы.
Из окна на втором этаже выглянула девочка и крикнула:
— Иду, папа!
Потом она снова исчезла.
Та самая Лили, которая скорее проглотит свой ластик, чем даст хоть разок кому-нибудь стереть им ошибку, шепнула Марианне:
— Тебе-то хорошо! А нам ещё целых два часа тут сидеть!
Марианна сказала учительнице «Спасибо!» и, схватив портфель, выскочила из класса. Она бегом спустилась по лестнице.
А Нелли Зомер, подперев щёку рукой, всё глядела и глядела на дверь.
Дверь давно уже закрылась за Марианной, а она всё глядела и глядела. И улыбалась.