Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
Матиас почувствовал, как к горлу подступает тошнота, и оглянулся в поисках сутенера, на которого работали девочки. Грубого вида парень поймал его взгляд и понял, что его ждет хорошая трепка, если не хуже. Он пронзительно свистнул, и распутные девчонки поспешно вернулись к нему, а затем исчезли в толпе, чтобы их изнасиловали в другом месте.
Тангейзер направил лошадь прямо в толпу.
Его знания о Париже и его географии были примитивными: он почерпнул их из писем пасынка Орланду, который изучал здесь математику и астрономию в коллеже д’Аркур. Южная половина города на левом берегу реки называлась Университетом. Остров посреди Сены – это Сите.
Для путешествия Тангейзер воспользовался сетью почтовых станций, которую восстановили после войн. Последняя конюшня в цепочке – «Конюшня Энгеля» – находилась на боковой улочке к западу от улицы Сен-Жак. Он нашел ее довольно легко, хотя ему пришлось еще несколько раз уклоняться от встречи с подонками общества. В Париже было больше попрошаек, проституток и воров, чем во всей остальной Франции, а наемные убийцы в столице были так многочисленны, что, подобно ювелирам и перчаточникам, могли похвастаться собственной гильдией. Банды преступников процветали в тесном сотрудничестве с бесчисленными комиссарами и сержантами. А на другом конце иерархической лестницы располагались высокородные аристократы, которые если не плели заговоры друг против друга и не затевали бессмысленные войны, то тратили оставшуюся от разврата энергию на ограбление подданных с помощью еще более изощренных налогов – по мнению Матиаса, последнее было самым гнусным из их многочисленных преступлений.
После улицы с ее сточной канавой конюшня, несмотря на стоявший в ней запах лошадей и навоза, принесла глазам и носу Матиаса некоторое облегчение. Но затем он услышал звуки, словно кого-то пороли – явно не лошадь, поскольку жертва была слишком молчалива. Из глотки экзекутора при каждом ударе вылетало довольное хрюканье. Тангейзер спешился во дворе конюшни и завел кобылу внутрь. Привязав животное в пустом стойле, он направился в ту сторону, откуда доносились эти звуки, – в дальнем конце конюшни мускулистый парень с обнаженным торсом, не щадя своих сил, лупил острым концом уздечки всхлипывающего мальчишку. Путешественник увидел окровавленные лохмотья и нескладное детское тело, извивающееся на влажной соломе.
Это ему не понравилось.
Когда конюх снова занес руку, Матиас схватил уздечку за окровавленный конец, обвил ее петлей вокруг шеи конюха и дернул вверх. Дождавшись, пока конюх начнет задыхаться, он наступил ему на ахиллово сухожилие, завел его свободную руку за спину, уперся коленом в позвоночник и навалился всей тяжестью, так что тот согнулся и его лицо оказалось в четырех дюймах от каменных плит пола. Тянувшийся вдоль стойл желоб наполнился мочой испуганной кобылы. Тангейзер погрузил нос и рот конюха в этот зловонный ручеек и подождал, пока он стал захлебываться. Наверное, это сам Энгель, внезапно пришло мальтийскому рыцарю в голову. Конюх извивался и хрипел, а потом обмяк. Тогда Тангейзер отпустил уздечку и выпрямился.
Мальчишка, которого пороли, уже вскочил на ноги. Это оказался паренек довольно крупного сложения, но в остальном природа была к нему немилосердна. Заячья губа обнажала десны и доходила до левой ноздри. Возраст ребенка определить было довольно трудно – лет десять или около того. Следовало отдать ему должное – на щеках избитого мальчика не было и следа слез. Взглянув на его уродливую нижнюю челюсть, Матиас задумался, не идиот ли перед ним.
– Кобылу нужно напоить и почистить, – приказал он.
Мальчик кивнул и исчез.
Тангейзер несколько раз пнул конюха в грудь, пока тот не отполз в сторону, а затем снял с лошади поклажу и отстегнул седло. Появился мальчишка с ведром воды, и Энгель, хромая и держась за ребра, прошмыгнул мимо него на улицу. Юный помощник проводил его взглядом, и Матиас засомневался: не оказал ли он пареньку медвежью услугу – вдруг теперь его будут лупить еще сильнее, чем прежде? Потом он оценил вес своего скарба и представил, как будет тащить все это в толчее улиц по удушающей жаре.
– Как тебя зовут? – спросил рыцарь ребенка, и ему понадобилось некоторое время, чтобы разобрать невнятный, гнусавый ответ.
– Грегуар? – уточнил он неуверенно.
Мальчик засмеялся, а потом энергично кивнул. Тангейзер рассмеялся в ответ:
– Итак, Грегуар, я хочу сделать тебя своим лакеем. И, надеюсь, проводником.
Паренек упал на колени и, сложив руки, что-то забормотал – похоже, благодарность. Что ж, значит, этот юный парижанин станет его Вергилием [1] – не в последнюю очередь потому, что Матиас с трудом его понимал. Он поднял паренька на ноги и заглянул ему в глаза. В них светился ум – нет, мальчик явно не идиот!
1
В «Божественной комедии» Данте проводником автора в ад был древнеримский поэт Вергилий. (Здесь и далее прим. перев.)
– Займись лошадью, Грегуар, а потом мы найдем тебе приличную одежду, – распорядился путешественник.
Грегуар, переодетый в белую батистовую рубашку Энгеля, сгибался под тяжестью двух огромных седельных сумок, скатанной парусиновой подстилки, бурдюка с водой и пары больших пистолетов, которые Тангейзер разрядил, чтобы его новый слуга случайно не прострелил себе ногу. Сам Матиас нес на сгибе локтя ружье с колесцовым замком, а на боку у него висел полуторный меч. Приблизившись к Гран-рю Сен-Жак, они снова увидели Энгеля.
Нос и губы у конюха были похожи на гнилые груши, а один глаз заплыл и не открывался. Его сопровождали два сержанта с короткими луками. Интересно, подумал Тангейзер, сколько Энгель им заплатил? Представители закона окинули взглядом приближавшегося к ним крупного, хорошо вооруженного человека и, похоже, пришли к выводу, что плата была явно недостаточной.
– Слава Богу, – сказал им Матиас. – Вы его арестовали.
Сержанты остановились.
– Этот человек совокуплялся с моей лошадью, – продолжил госпитальер.
У Энгеля отвисла челюсть, и по подбородку потекла струйка слюны.
– Не скрою, эта была кобыла, но, насколько мне известно, в этом случае наказание не менее сурово, – добавил он со злорадством.
Конюх собрался было запротестовать, но Тангейзер шагнул к нему и ударил прикладом ружья в нос. Мужчина рухнул, словно его ступни были прибиты гвоздями к земле, – падение остановилось только после того, как его затылок уткнулся в кучу мусора. Путешественник улыбнулся сержантам, которые попятились и взялись за рукоятки мечей: