Двенадцать, или Воспитание женщины в условиях, непригодных для жизни
Шрифт:
Он подошел совсем близко и остановился над девочкой. На нее упала его тень. Она пока его не замечала. Но мне стало неловко, показалось, что он видит не только ее белые трусики, но и то, что виднеется сквозь широкую пройму рукавов платья, когда девочка тянется за новым стебельком.
«Вот падла!» — выругался я про себя, но с места не сдвинулся. Во мне проснулся созерцатель и экспериментатор.
Наконец увидел, что девочка замерла. Очевидно, он что-то сказал ей. Что-то грубое, мерзкое. То, что не даст ей сегодня заснуть. То, о чем она еще ничего не знает. Девочка напряглась, склонила голову. Если бы она была
Пока я оббегал дом, там, во дворе, видимо, произошло следующее: девчушка вскочила и стремглав помчалась домой. Словом, она буквально врезалась в меня на углу — так быстро бежала. Мне пришлось обхватить ее, чтобы самому не упасть от ее напора. Это было похоже на столкновение в воздухе самолета с птичкой. Девочка дико вскрикнула и сразу как-то обмякла, стала сползать вниз, я едва успел подхватить ее. Огляделся: еще не хватало, чтобы за маньяка приняли меня! Но во дворе в будний летний день было пусто. Я взял ее на руки, внес в темный подъезд, кое-как протиснулся в лифт и нажал кнопку своего этажа. А что мне было делать? Номера ее квартиры я не знал. Кроме того, я заметил, что у малышки на веревочке на шее болтается ключ. Значит, скорее всего, никого нет дома…
Так состоялась наша первая встреча…
Я положил ее на кровать, побрызгал в лицо водой. И не на шутку испугался: девочка лежала, как мертвая. Прислушался — дышит. Я успокоился и начал рассматривать ее. Хотя замечу сразу — я не Гумберт Гумберт! И извращенных наклонностей за собой не замечал. Просто давно не видел вблизи маленьких девочек, не обращал на них внимания. Эта была действительно хорошенькая, и платье действительно было коротковатым. Но, скорее всего, потому, что девочка из него выросла. Длинная растрепанная коса пшеничного цвета, длинные ровные и загорелые (или просто — смуглые?) ножки в белых гольфах, стоптанные сандалии, которые, как мне показалось, слишком детские для девочки десяти или одиннадцати лет, изящное худощавое лицо с выразительными скулами. Я подумал, что со временем она станет настоящей красавицей. Спустя несколько минут заметил, что ее веки дрогнули и под ними зашевелились глаза, хотя веки оставались опущенными.
— Не бойся! — поспешил сказать я. — Все хорошо. Я твой сосед. Ты бежала и потеряла сознание. Я не сделаю тебе ничего плохого. Уже все позади…
Я боялся, что она придет в себя и начнет кричать. Но этого не случилось. Я еще немного постоял над ней. Был уверен, что девочка пришла в себя, но затаилась, ожидая чего-то страшного. Довольно странное поведение, подумал я, и снова стал успокаивать ее:
— Все позади. Полежи немного, если хочешь. А потом можешь идти домой. Ты свободна. С тобой все в порядке…
Никакой реакции! Но я был уверен: она меня слышит! И даже видит сквозь свои пушистые дрожащие ресницы. Хорошо, решил я, пусть притворяется и дальше, если ей так нравится. Время у меня есть. Пусть придет в себя. И сел за свой стол, повернувшись к ней спиной. Хоть и не собирался сегодня работать, но время все равно было потеряно, поэтому раскрыл папку с научной работой своего коллеги, которую должен был отредактировать.
— Ты прочитал все эти книги?
Оглянулся: она сидела на краю кровати — ручки на коленях — и разглядывала мои книжные полки.
— Слава богу! Я уже думал, что ты проспишь тут до вечера! — как можно приветливее сказал я.
— Я давно не сплю, — ответила девочка. — Я вообще не люблю спать. И ничего не боюсь, — после паузы неожиданно сказала она.
— Это хорошо, что ты такая храбрая.
— Я не храбрая, — возразила она, — просто у меня куча всяких проблем…
Мне стало смешно.
— Наверное, с мальчиками? — пошутил я.
— А вот и нет. Для дураков у меня вот что есть!
И она показала мне кулак — маленький, трогательный и жалкий.
— А-а-а… Это — серьезный аргумент! — Я с ироничным пониманием закивал головой.
— А тот дядька… — она нервно повела одним плечом и заколебалась.
— Не вспоминай о нем! — перебил я. — О таком лучше сразу забывать. На свете много дураков и просто больных людей. Ты еще не раз их повстречаешь. Поэтому не надо брать в голову.
— Это трудно, — вздохнула она.
Я согласился. Чтобы сменить тему, спросил, как ее зовут, и услышал в ответ не совсем обычное имя — Хелена.
— Так звали мою прабабушку, — пояснила девочка. — Я ее даже помню…
Она задумалась и добавила:
— Она курила трубку и гадала на картах… И ее за это ругали. А она прятала карты и табак под клеенку на кухне, а мне показывала вот так, — девочка приложила палец к губам. — И… и так интересно обо всем рассказывала.
Не буду пересказывать всего разговора, но я удивился, когда заметил, что соседка задержалась у меня почти на полдня.
Что-то я смог о ней узнать из ее ответов на мои вопросы, что-то додумал сам. Я понял, что семья ее довольно простая — родители работают на заводе. Она не говорила прямо, но я хорошо представил себе эту семью: пьянка в выходные, закатывание огурцов на зиму — по пятьдесят банок, которые потом стоят под кроватями и на балконе (меня всегда удивлял этот женский фанатизм в отношении консервации, ведь все можно купить в магазине), ритуальные ссоры как образ жизни и мышления, «рупь до получки», картошка со шкварками, гости по праздникам, желтые от сигаретного дыма занавески. Что в таком случае остается детям? Бегать по улицам, стучать в дверь, за которой в однокомнатной квартире «гуляют» взрослые, выпрашивать мелочь на мороженое у хмельных гостей, таскать со стола что-то вкусненькое, получать подзатыльники. И… носить коротенькие платьица, пока их уже и на нос не натянешь.
Вопреки всему, что нарисовало мое воображение (думаю, я не ошибался), девочка казалась довольно развитой. Я заметил ее тягу к книгам и то, с каким интересом она слушала мои ответы на свои вопросы.
Когда она прощалась (мол, ей еще нужно сварить для родителей картошку), я предложил приходить ко мне в гости. Сказал это совершенно искренне. И по ее реакции понял, что эта наша встреча не последняя: ей явно не хватало взрослого общения. Она, как губка, впитывала в себя любую информацию. Уже стоя на пороге, девочка попросила у меня какую-нибудь книгу. Детских у меня не было, я задумался и дал ей «Мысли» Блеза Паскаля с коварной уверенностью, что она этого не прочитает.