Двенадцать неотправленных писем
Шрифт:
Я вот о чем подумал. А не попроситься ли мне к тебе, в твой трест? Вдруг я тебе пригодился бы? У вас ведь там, по слухам, с кадрами не густо. Поработали бы вместе, как в молодые годы. Я бы тебя критиковал, ты бы отбивался. Только учти, меньше, чем на главного инженера, я не согласен. Это все, конечно, шутки. Не пойду я, Рома, к тебе в подчиненные. Даже если и позвал бы. Самолюбие не позволит. Пусть все катится без изменений.
Ладно, Роман. Прости, что лез к тебе в душу.
Жму лапу………. Александр Снегирев.
Письмо девятое. БЫВШЕЙ СУПРУГЕ
Приветствую Вас, Ирина Максимовна!
Попробуйте угадать, от кого письмецо.
Видит бог, я не из тех мужей, которые не дают покоя бывшим женам. Молчал я много лет и буду молчать дальше. Так что не думай, что я ищу сближения или собираюсь постоянно напоминать о себе. Случайно узнал, что ты недавно защитила диссертацию (с чем тебя и поздравляю), вспомнилось былое, и как-то само собой вышло, что я сел за письмо.
По слухам, которые изредка до меня доходят, живешь ты со своим главным инженером вполне счастливо, чему я искренне рад (хотя слово «искренне» здесь выглядит нелепо). Думаю, письмо мое будет для тебя неприятным сюрпризом. Все равно, что воскрес давно забытый, нелюбимый покойник. С моей стороны акт, безусловно, жестокий. Чего ради, спрашивается, ворошить неудачное прошлое, когда удалось построить благополучное настоящее? Вразумительно ответить на этот вопрос не могу, но думаю, что изредка (хотя бы в снах) ты тоже возвращаешься к прошлому. Ибо все, «что случается с человеком, остается в нем до конца его дней» (Кажется, Гюго, но точно не помню).
К тому же, согласись, было бы несправедливо считать семь лет нашей совместной жизни сплошным несчастьем. По крайней мере, первые два года лично для меня остались светлой порой в биографии. Не исключено, что в смертный час я вспомню именно этот период.
Пытаясь понять, как и почему возникла трещина, превратившаяся затем в пропасть, прихожу к выводу, что разрыв наш был неизбежен. Рано или поздно мы должны были расстаться, чтобы не влачить жалкое существование формальных супругов. И дело тут не в отсутствии «глубоких чувств», на которое проще всего сослаться. Ты требовала от меня того, чего я не мог тебе дать. Так называемое пламя любви — всего лишь гипербола человечества, тоскующего по вечному, идеальному. Ты не хотела с этим мириться, не хотела признать, что жизнь состоит из будней и редких праздников. Думаешь, случайно Шекспир умертвил в финале Ромео и Джульетту? Стоит нам представить их в браке, и сразу же возникает вопрос: «А что же дальше?» А дальше мельница повседневности начала бы перемалывать их восторги и «сердечный жар»…
Знаю, ты сочтешь мои рассуждения циничными. Гы ведь уверена, что я живу рассудком, постоянно приструнивая душевные порывы. Возможно, так и есть. Да, я человек сдержанный, контролирующий свои поступки. И к ореолу, который искусственно создан вокруг слова «любовь», отношусь весьма скептически. Есть влечение — только этот биологический фактор для меня бесспорен. Что ж поделать, коль я так устроен. Но обвинять меня в бесчувственности было бы несправедливо.
Не в обиду тебе будет сказано: при всей моей внешней сдержанности, чувства мои были, если гак можно выразиться, потоньше твоих. Ты натура непосредственная, тебе весело — ты смеешься, грустно — плачешь. Этому можно лишь завидовать. Я же был неизменно ровен, что бы ни происходило вокруг. Мое правило — не показывать окружающим, что творится в моей душе. А творилось в ней много такого, о чем ты даже не догадывалась…
Я старался оградить тебя от своих забот и тревог, изображал из себя довольного мужа. И ты поверила, что я всем доволен. Мое спокойствие начало тебя раздражать, а сдерживать раздражение ты не умела. Тебе казалось, что я ничего не делаю, чтобы расти по службе, что я ленив и пассивен. Будучи честолюбивой, ты хотела видеть меня среди «победителей», а я в этом смысле действительно не проявлял активности. Ибо мой принцип: ни у кого и ничего не просить. Пусть начальство само оценит меня по достоинству, А если не оценит — тем хуже для него! Понять этого ты не хотела…
Надо ли говорить, как тяжело мне было слышать твои упреки? И все же я не позволял себе сорваться, отвечал тебе с мягкой иронией. Я надеялся, что ты, наконец, оценишь мою выдержку и внутреннее благородство. Увы, выше истерик и скандалов ты не поднималась. Потом мы, разумеется, мирились, по традиции я первый протягивал руку. Ты засыпала с легкостью ребенка, а я часами лежал в темноте, глядя в потолок, и не мог избавиться от горечи.
Сейчас уже можно признаться, что в браке я прежде всего искал тихую бухту, куда можно скрыться от бурь и штормов. И женился я не бездумно, не в ослеплении, а с убеждением, что ты — именно тог оптимальный вариант, который мне нужен. В целом, Ирина, я вычислил тебя верно. Но одного важного момента я не учел, а именно: твоей фантастической веры в вечный праздник семейной жизни. Вместо того, чтобы вовремя объяснить тебе пагубность завышенных ожиданий, я старался поддерживать этот миф. Тут, пожалуй, я допустил крупную ошибку.
Со временем ты начала обнаруживать крах своих иллюзий и, не желая смириться с реальностью, требовала от меня все новых и новых доказательств «нёугасающих чувств», Я ждал, что, взрослея, ты постепенно расстанешься с романтизмом юности. В конце концов так и случилось, но разочарование, испытанное при этом, изменило тебя в худшую сторону. Ты решила, что тебе просто не повезло и что во всем виноват только я…
Почувствовав, что нашу семейную лодку несет к скалам, я пробовал сохранить ее. Я старался вернуть отношения в нормальное русло, но все мои попытки еще более раздражали тебя. Ты упрямо вела дело к разрыву. Впрочем, обвиняя тебя в распаде семьи, я не снимаю ответственности и с себя. Как человек более старший и здравомыслящий, я должен был еще до нашей свадьбы насторожиться, разглядеть твою повышенную впечатлительность и склонность к истерии.
Теперь-то ясно, что тебе нужен был другой муж, более властный, более бесцеремонный. Не обижайся, но натуры твоего типа нуждаются в сильном и решительном «хозяине». Я же в силу своего характера и воспитания не могу обращаться с женщиной, как средневековый деспот. Я считал и считаю, что взаимное уважение супругов — вот основа нормальной семьи. По-видимому, это не всегда верно… Подозреваю, что твой новый супруг — человек властный, привыкший командовать (все же главный инженер крупного завода), следовательно, тебе с ним живется неплохо…
Что же касается меня, заводить семью второй раз не рискую. Отчасти потому, что не вижу вокруг достойных внимания кандидатур. Но главная причина в другом. Брак требует выполнения многочисленных обязанностей, приходится постоянно помнить об «интересах семьи», и человек перестает принадлежать самому себе. Большинство людей, по-моему, женятся из-за боязни одиночества. Я же его не только не страшусь, наоборот — я им дорожу. Мне необходимо ощущение, что есть часть жизни, в которой я никому не подотчетен. Признаюсь, Ирина, пришел я к этой потребности не сразу. Долгое время после развода состояние было препакостное. Но, к счастью, подтвердилась мудрая мысль о том, что, проигрывая, мы нередко выигрываем…