Двенадцать поэтов 1812 года
Шрифт:
Юноша продолжил образование в Пажеском корпусе, где учился столь же блестяще, а потому по окончании корпуса Иван был определен в гвардию.
Бравый гвардеец, толковый и требовательный командир, знавший все тонкости армейской науки, в мирной жизни он производил впечатление застенчивого ребенка, часто краснел, стеснялся своих стихов.
Батюшков, вспоминая друга и размышляя о таинстве дружбы, писал: «Души наши были сродны. Одни пристрастия, одни наклонности, та же пылкость и та же беспечность, которые составляли мой характер в первом периоде молодости, пленяли меня в моем товарище. Привычка быть вместе, переносить труды и беспокойства воинские, разделять опасности и удовольствия теснили наш союз. Часто и кошелек, и шалаш, и мысли, и надежды у нас были общие…» [303]
303
Там
Батюшков и Петин познакомились во время похода нашей армии в Германию в марте 1807 года. У них оказались общие знакомые и приятели, а главное — они вдруг, по первому разговору, почувствовали согласие и дум своих, и сердец. То счастливое и глубокое согласие, которое позволяет друзьям обходиться потом и без слов, и даже без частых встреч.
Что они вспоминали в том шалаше, на биваке, когда сильные весенние ливни не давали войскам двинуться вперед? Иван и Константин были еще совсем юные, по нынешним временам — мальчишки. Должно быть, молодые офицеры вспоминали детство, матушкины кушанья и отцовские книги, обстановку родительского дома (по достатку и укладу жизни семьи друзей были схожи).
Первые ранения они получили почти одновременно: Батюшков — 29 мая, под Гейльсбергом, а Петин — 2 июня, под Фридландом. Молодые офицеры крепко сдружились.
«Мы были ранены в 1807 году, я — сперва, он — после, и увиделись в Юрбурге. Не стану описывать моей радости. Меня поймут только те, которые бились под одним знаменем, в одном ряду и испытали все случайности военные. В тесной лачуге на берегах Немана, без денег, без помощи, без хлеба (это не вымысел), в жестоких мучениях, я лежал на соломе и глядел на Петина, которому перевязывали рану. Кругом хижины толпились раненые солдаты, пришедшие с полей несчастного Фридланда, и с ними множество пленных…» [304]
304
Там же. С. 400.
Поручик Батюшков за отличие в боях был награжден орденом Святой Анны 3-й степени, поручик Петин — орденом Святого Владимира 4-й степени, а также золотым оружием с надписью «За храбрость».
Через год — новая война, новый поход. На этот раз в Швецию. 15 октября друзья участвуют в битве у Индесальми, селения в Финляндии. Правда, Иван Петин был со своими егерями в гуще сражения, а подразделение Константина Батюшкова находилось в резерве.
Батюшков так вспоминал об этом бое: «Под Иденсальми шведы напали в полночь на наши биваки, и Петин с ротой егерей очистил лес, прогнал неприятеля и покрыл себя славою. Его вынесли на плаще, жестоко раненного в ногу. Генерал Тучков осыпал его похвалами, и молодой человек забыл и болезнь, и опасность. Радость блистала в глазах его, и надежда увидеться с матерью придавала силы. Мы расстались и только через год увиделись в Москве.
С каким удовольствием я обнял моего друга! С каким удовольствием просиживали мы целые вечера и не видели, как улетало время!..» [305]
Уже в Москве Батюшков, чтобы поддержать друга, написал шуточные «мемуары» в стихах. В них он вспоминает, как собирал незабудки в лесу и готовил ужин, в то время как Иван сражался на поле брани.
Ты на кивере почтенном Лавры с миртом сочетал; Я в углу уединенном Незабудки собирал… Между тем как ты штыками Шведов за лес провожал, Я геройскими руками… Ужин вам приготовлял… [306]305
Там же. С. 403.
306
Там же. С. 280.
Когда Петин разболелся в Петербурге, Батюшков просит Гнедича: «Бога ради, съезди к нему и скажи: каков он? Это я назову истинным одолжением» [307] .
Лето 1812 года. Весть о начале войны с Наполеоном застала Ивана Петина и его лейб-гвардии Егерский полк в Вильно. «Лишь только стало известно о вторжении французов, гвардейским полкам приказано было собираться к Свенцянам; сюда прибыл и лейб-гвардии Егерский полк и расположился лагерным порядком на биваке… Хотя перед выступлением из Петербурга Государь приказал выдавать на каждого нижнего чина по четыре чарки водки и полтора фунта мяса или рыбы
307
Батюшков К. Н. Сочинения. В 2 т. Т. 2. М., 1989. С. 156.
308
История Лейб-гвардии Егерского полка за сто лет: 1796–1896. СПб., 1896. С. 78.
Глава вторая
Марш-бросок гвардейских егерей: Свенцяны. — Витебск. — Смоленск. — Письмо, написанное на барабане. — Утро сражения. — Ранение в ногу. — Подвиг капитана Петина. — Материнский лазарет
Среди тех, кто отступал от Свенцян в 1812 году, был и 24-летний капитан лейб-гвардии Егерского полка Иван Петин.
15 июля егеря были в Витебске. 19-го уже обороняли Смоленск, преодолев по жаре 75 верст за 38 часов.
Накануне Бородинского сражения Петин успел написать другу письмо. Переписки друзей не сохранилось, но в воспоминаниях Батюшкова есть пересказ письма Петина из села Бородина.
«…Я получил от него письмо из армии, с поля Бородинского, накануне битвы. Мы находились в неизъяснимом страхе в Москве, и я удивился спокойствию душевному, которое являлось в каждой строке письма, начертанного на барабане в роковую минуту. В нем описаны были все движения войска, позиция неприятеля и проч. со всею возможною точностию: о самых важнейших делах Петин, свидетель их, говорил хладнокровно, как о делах обыкновенных. Так должен писать истинно военный человек, созданный для сего звания природою и образованный размышлением; все внимание его должно устремляться на ратное дело, и все побочные горести и заботы должны быть подавлены силою души. На конце письма я заметил несколько строк, из которых видно было его нетерпение сразиться с врагом, впрочем, ни одного выражения ненависти…» [309]
309
Батюшков К. Н. Опыты в стихах и прозе. М., 1977. С. 404.
На Бородинском поле Иван Петин оказался среди тех русских воинов, кто первым принял на себя удар французов. В 5.30 утра более ста французских орудий начали артиллерийский обстрел позиций левого фланга русской армии. Под прикрытием утреннего тумана на село Бородино, которое занимали наши гвардейские егеря, обрушилась дивизия генерала Дельзона.
Командир полка полковник К. И. Бистром приказал капитану Петину взять 3-ю гренадерскую и 9-ю егерскую роты и контратаковать противника, что «было выполнено капитаном Петиным с замечательным мужеством; при этом он был ранен… Сбитый несравненно сильнейшим противником капитан Петин, не взирая на полученную им выше колена рану, собрал и привел роты в боевой порядок под сильным неприятельским огнем и затем ударил вторично на неприятеля в штыки…» [310] . За Бородино Иван Петин был награжден орденом Святой Анны 2-й степени с алмазами.
310
История Лейб-гвардии Егерского полка за сто лет: 1796–1896.СПб., 1896. С. 84–85.
Оставшиеся в живых участники сражения рассказывали, что «в этом бою даже писари хватали ружья убитых товарищей и бросались на врага». Полк потерял 27 офицеров (из них восемь были убиты или умерли от ран) и 693 нижних чина.
После ранения Петин лечился в родном имении близ Владимира. Доктора признавали рану опасной. А Батюшков — по своему военному опыту тогда уже вовсе не новобранец — по-мальчишески завидовал Петину: «Счастливый друг, ты пролил кровь свою на поле Бородинском, на поле славы и в виду Москвы, тебе любезной, а я не разделил с тобой этой чести. В первый раз я позавидовал тебе, милый товарищ, в первый раз с чувством глубокого прискорбия и зависти смотрел я на почтенную рану твою!..» [311]
311
Батюшков К. Н. Опыты в стихах и прозе. М., 1977. С. 404–405.