Двенадцать поленьев
Шрифт:
Прослушали пластинку раз. Прослушали два и продолжали слушать ещё и ещё. За простыми словами Владимира Ильича крылась такая мудрая правда, что от повторения речи у каждого слушателя только ярче разгорались глаза.
Долго, очень долго слушали бойцы бригады пластинку.
— А почему, товарищ комиссар, пластинку разным голосом пускаете: то высоко, то низко, то середина на половину. Какой же настоящий-то голос у Ленина?
Комиссар заглянул в трубу, однако не стал её порочить. Распустил на себе ремень, перепоясался. Потом снял суконную фуражку, почистил рукавом. А всё молчит. Наконец признался:
— Хлопцы...
Опять заговорили бойцы всей бригадой. Горячась, спорили. Потом призвали на помощь комиссара:
— Товарищ комиссар! Голосовать надо!
Большинством решили, какой голос у Ленина.
Ясно: громовой. На весь мир звучит.
САПЕР РЕБРОВ
1
Это было в 1920 году. Будённый со своей конницей преследовал отступавших белогвардейцев. Красные войска так их потрепали, что теперь белогвардейцы уклонялись от боя. Они уходили всё дальше и дальше на юг, рассчитывая получить там подкрепление.
Надо было нагнать их, дать бой — и разгромить.
Будёновцы совсем уже стали настигать белых, но те успели переправиться через реку и взорвали за собой большой новый мост.
Что было делать? Строить новый мост? Это слишком долго — белые совсем уйдут. Починить взорванный мост? Не меньше надо времени.
И Будённый решил переправить свою Конную армию, со всеми пушками и обозом, по ветхому деревянному мосту. Этот мост стоял заколоченный, по нему давно уже никто не ездил.
2
На мост вытребовали команду сапёров.
Пришли сапёры, осмотрели мост. Глядят — мост дырявый, надо чинить.
А у сапёра инструмент всегда при себе — в походном чехле за спиной. Достали сапёры топоры, пилы и принялись сдирать с моста гнилые доски. Содрали гнилые, настлали новые. Где надо, и брёвна переменили.
Закончили работу и присели отдохнуть.
— Ну как, Ребров? Теперь переправятся? — спросил один из них старшего в команде.
Ребров был сапёр опытный. За свою красноармейскую службу он не один мост починил. И если уж Ребров скажет: «Переправятся», — значит, смело пускай на мост и пехоту, и кавалерию, и пушки.
Но на этот раз Ребров ничего не сказал. Он медленно сдвинул на затылок свою шапку-будёновку и стал смотреть с моста на реку.
Широкая река была скована льдом. Но уже грело весеннее солнце, снег по берегам сошёл, и дело близилось к ледоходу. Лёд уже темнел, из белого стал сизым, и посреди реки во льду протаяли широкие полыньи. Там чернела вода.
— Этот лёд и суток не простоит. Сегодня тронется, — вдруг сказал Ребров.
В команде встревожились.
— Как же быть теперь, а? — заговорили сапёры. — Ведь мост едва держится... Сломает его, обязательно сломает льдинами!
Тут
— Гонца надо к будёновцам послать, — сказал он.— Давай, я сбегаю. Может, ещё успеют переправиться!
И бородатый сапёр, перекинув свою винтовку за спину побежал через поле в деревню.
А Ребров тем временем разыскал на берегу лодку. Лодка всегда может на реке понадобиться.
Ребров стал укладывать в лодку багры, якоря, якорные канаты, спасательные пояса — приготовил всё, что нужно.
Поглядел он на реку, а лёд на реке всё темнеет да темнеет — как туча перед грозой...
«Худо будет, — подумал Ребров, — если ледоход застигнет армию на переправе».
3
Армия Будённого, в ожидании починки моста, стояла по окрестным деревням. И вот двинулась конница к мосту. Все дороги, от самого горизонта, почернели от будённовских полков. Приближаясь к реке, полки стали вытягиваться в ниточку по одной дороге: эта дорога вела прямо на мост.
Всё ближе подходят, всё ближе... Подковы лошадей звонко цокают по мёрзлой земле.
И вот наконец первые ряды кавалеристов вступили на мост.
Впереди ехали бойцы с шашками наголо. Один из всадников держал у стремени тонкое древко, на древке колыхалось красное бархатное знамя.
Ребров взял под козырёк.
— Первый будённовский полк, — шепнул он сапёрам, проводив глазами знамя.
Кавалеристы шли тесными рядами. Вот четвёрка взмыленных лошадей втащила на мост пушку. Пушка загромыхала по мосту. Ещё пушку провезли, ещё. Потянулись обозы. За обозами — опять всадники...
Уже завечерело, когда первый полк переправился на другую сторону. А когда переправился второй полк, стало уже совсем темно.
Наступила ночь. Ребров в темноте едва различал всадников.
Ёжась от холода и кутаясь в полушубок, Ребров покрикивал:
— Скорее, товарищи, скорее, пока лёд не тронулся! Но ему никто не отвечал. Где же тут пойдёшь скорее, когда такая теснота на мосту!
Так, поторапливая конников, Ребров простоял всю ночь. «Только бы переправились... Только бы успели», — твердил он про себя.
Стало светать, с реки потянул ветерок.
Вдруг среди гула проезжающих пушек и топота конницы Ребров расслышал какой-то шелест. В первую минуту он даже и не сообразил, что это такое: словно лес зашумел. Но поблизости леса не было.
Глянул Ребров на реку — и тут-то он понял, какой это шелест...
— Ледоход!
Ребров бросился на берег.
За ним побежали сапёры.
4
А реку уже нельзя было узнать. Всё вдруг на реке переменилось. О берега, ещё покрытые льдом, бились мутные волны. Порывистый ветер срывал пену и окатывал сапёров, теснившихся на берегу, холодными брызгами... По всей реке быстро плыл лёд. Перед мостом синие толстые льдины громоздились одна на другую, лезли вверх по столбам, почти достигая перил, и с тяжёлым плеском шлёпались в воду. Льдины срывались с моста, а на их место уже громоздились другие... Тёмные от времени столбы под мостом сразу побелели, как выскобленные кости.