Двенадцать ворот Бухары
Шрифт:
— Я и сейчас не пью, — сказал твердо Махсум. — Но сегодня не грех выпить… Ты знаешь, я ведь все могу, любое дело, что захочу — выполню, могу и вино пить…
Сегодня пью, завтра — нет!
— Я как будто предчувствовал, — сказал Наим Перец. — Это вино я приготовил, вернувшись домой после того, как мы с вами расстались, тогда в Кагане, в агентстве, и вот только сегодня разлил его по бутылкам, как будто предвидел, что вы придете. Ну, расскажите же, где вы были это время, что делали? Почти два года мы не виделись…
— Лучше бы вместо предчувствий ты что-нибудь дельное сказал! — проворчал Махсум-джан. — Ну, наливай своего вина, несчастный!
Наим понял, что чем-то не угодил гостю, огорчился, попросил прощения и снова налил вина в пиалы.
— Выпьем же за то, чтобы пришла наша пора, — сказал Махсум, немного захмелевший уже от первой пиалы.
— За нашу удачу! — сказал Наим и, выпив вино, добавил: — Когда же она придет наконец?
— Завтра или послезавтра! Так и знай! — сказал Махсум и тоже выпил. — Завтра или послезавтра возьмем власть в свои руки, придет наше время! Ты и Хафиз тогда испугались и сбежали, вас следовало бы расстрелять или повесить, но я простил вам грех. Ладно, живите! Но грех ваш вы должны искупить верной службой и преданностью!
Наим помнил, что было тогда — два года назад.
Два или два с половиной года назад Махсум-джан жил в скромной келье в медресе Хаджи, где он тогда учился. Наим довольно часто ездил в Бухару — перепродавать разные товары, украденные в других местах, и ему приходилось ночевать в городе. Там и познакомился с Махсумом, чтобы пользоваться его гостеприимством и прятать в его келье свои товары.
Махсум был родом из Байсуна. Но приятели в знак уважения называли его Махсум-джан. Наим Перец думал сначала, что, подружившись с простодушным на вид Махсум-джаном, он сможет его эксплуатировать, по, узнав поближе, понял, что Махсум-джан не так прост, наоборот, он скоро подчинил себе Наима.
К Махсуму в келью, кроме Наима, приходили еще другие люди и тоже подчинялись ему во всем. Одним из самых усердных был Хафиз. Этот бедняк ремесленник занимался гончарным делом; приходя к Махсуму, он выполнял работу служки и за это пользовался его милостями. Наим узнал потом, что Хафиз раньше учился в одной школе с Махсумом.
Махсум был щедр, любил повеселиться, но характер у него был резкий, вспыльчивый. Он никого не боялся, никого не стеснялся, был нахален и самоуверен, остер на язык. Он получал от отца не так уж много денег, но каждый вечер у него в келье был плов, всякие угощения, каждый вечер тут пировали приятели. Наим удивлялся, откуда он берет деньги на такие расходы. Хафиз говорил, что Махсум-джан водится с джадидами, вращается в их кругу, и Мирзо Муиддинбай, главарь джадидов, любит Махсума, поддерживает его.
Узнав об этом, Наим Перец немножко испугался, но не очень-то поверил Хафизу.
Махсум, по его мнению, вовсе не похож на джадида. Во-первых, он сын казия, учился в медресе, выполнял все намазы, верил в бога; во-вторых, он не знал русского языка, не читал газет, не пил водки, никогда не произносил таких слов, как «свобода», «равенство», «да здравствует»… Как же он мог быть джадидом? Наим Перец, как и многие жители Бухары, думал, что цель джадидов — отобрать чужое имущество, снять с женщин паранджу, сделать жен общими. А вот Асад Махсум вовсе не был таким, не стремился отбирать имущество у богатых и не собирался делать общими жен. Наоборот, он был на стороне богатых и торговцев, хотя и завидовал им, потому что сам жаждал богатства.
Несколько дней Наим терзался, колеблясь между сомнениями и подозрениями, с одной стороны, и доверием к товарищу — с другой. Он не сочувствовал джадидам, их цели и намерения не привлекали его, но он знал, что джадиды осуждены на смерть, что муллы хватали даже их близких друзей, тащили в Арк и там обезглавливали. А Наиму еще не надоела голова. Поэтому он решил, что нужно все выяснить, поговорив с самим Махсумом.
И вот как-то вечером, после плова, Наим заварил крепкий зеленый чай, и оба они уселись и стали беседовать.
— Как в Кагане? — спросил Махсум. — Спокойно?
— Да, спокойно, — сказал Наим, довольный таким началом беседы. — У нас не так шумно и не такой беспорядок, как в Бухаре.
— Беспорядки в Бухаре тоже недолго будут, — сказал Махсум, с удовольствием прихлебывая чай, — через день-другой все успокоится. Если судьбе будет угодно!
— Это уж будет, наверное, после того, как всех джадидов поубивают?
— Не так-то легко перебить джадидов! — сказал Махсум. — У джадидов корни крепкие! Вот погоди, они покажут твоим муллам!
— А вы откуда знаете?
— А ты что, соглядатай, что выпытываешь у меня?
— Клянусь богом, нет! — сказал Наим, но огненные глаза Махсума, впившиеся, как сверла, в его лицо, заставили его сказать: — Что вы, как я могу шпионить за моим господином? Бог с вами! Я вас хотел спросить только из-за любопытства, — сказал Наим. — Вы, Махсум-джан, не сомневайтесь во мне, я, право, ничего плохого не делаю… Вы лучше о себе подумайте!
— Как так?
— А вот так! Люди говорят, что вы водитесь с джадидами, бываете у Мирзо Муиддина… А я, ваш верный друг, как я могу быть спокоен, когда ходят такие слухи!
— От кого ты это слышал?
— Ваши товарищи говорят, я не могу сказать — кто. Но, клянусь богом, не вру.
Неужто это правда?
— Да, это так! — спокойно сказал Махсум. — Но ты не бойся, тебе ничего не будет. Ты только не болтай, молчи — и все, и мир тебе будет цветником!
— Вы джадид?
— Вроде! А что плохого сделали тебе джадиды, что ты так говоришь?
— Ничего плохого я от них не видел… Но люди говорят, что джадиды…
— А ты не слушай людских разговоров, слушай меня! Вот когда джадиды возьмут власть в руки, тогда наш альчик выиграл.
— Да разве можно отнять власть у эмира? В мире такого не бывало.
— Ну, ладно, тебе не объяснишь! Ты слышал звон, да не знаешь, где он. Ты даже краешком этого не касался, не понимаешь! Завтра вечером пойдем с тобой в одно место — там все сам поймешь.
— Я с вами пойду, куда скажете… Но бог знает…
— Бог знает, и ты узнаешь! — сказал Махсум. — Но смотри, никому ни слова. Понял?
— Понял, — сказал Наим и замолчал.
На этом и кончилась их беседа. А назавтра вечером они втроем — с ними был и Хафиз — пошли на собрание джадидов. Самое слово «собрание» Наим впервые услышал в тот день. Да, они пошли на тайное собрание джадидов. Около ворот Саллох-хона в глухом переулке они постучались в низенькие ворота. Детский голос изнутри спросил: