Дверь к смерти (сборник)
Шрифт:
– А что с ним такое?
– Не спрашивай. Он достаточно стар, чтобы быть твоим отцом, а при известном воображении – и дедом. У него борода с проседью. Дряблое лицо. Отгоняй прочь ощущение, что это кошмарный сон и…
– Арчи! Это Ниро Вульф!
Черт бы побрал эту женщину! Я ведь ни намека, ни повода не давал! Мой мозг лихорадочно заработал.
– Конечно, – восхищенно ответил я. – И как ты догадалась? Будь это он, разве я первым делом укротил бы свою ревность и позволил вам сидеть вдвоем на заднем сиденье? Ладно, тогда называй его не Пит, а Ниро.
– Кто же он в таком случае?
– Его зовут Пит Рёдер, и нам с ним предстоит долгий и серьезный разговор, который не попадет в газеты.
– Мы можем захватить его с собой в Норвегию.
– Возможно. Норвегию мы еще обсудим. Позвони мне как-нибудь на недельке и скажи, по-прежнему ли ты хочешь взять его с собой.
– Хорошо, хорошо. Я буду ждать на тротуаре через десять минут, даже раньше, чтобы побыстрее увидеть моего обожаемого Пита.
– Только никому ни слова.
– Нет, конечно.
– Пока я тобой доволен. Так ты, пожалуй, и на пенсию себе заработаешь. Буду с нетерпением ждать тебя перед дверью.
Я повесил трубку и обратился к Вульфу:
– Все улажено.
В ответ он пробурчал из кресла:
– Ты только слегка перестарался. Насчет кошмарного сна, например…
– Да, сэр, – согласился я. – Я вошел в раж.
И уставился на него. А он – на меня.
Глава четырнадцатая
Чтобы не переводить бумагу, излагая подробности нашей пятичасовой конференции с Ниро Вульфом в гостиной у Лили Роуэн, я мог бы начать сразу со следующего утра, кабы не одно обстоятельство. Сперва мне придется рассказать о том, как они подошли к дверям роскошных апартаментов с террасой, которые занимала Лили под крышей дома на Восточной Шестьдесят третьей улице.
Вульф не раскрывал рта и даже не смотрел на меня. Лили же радостно поздоровалась со мной за руку (я даже не припомню, когда такое случалось), отомкнула дверь, и мы вошли. Оставив на вешалке ее манто и шляпу Вульфа, мы прошествовали в гостиную, где Лили с ходу перешла к активным действиям.
– Арчи, – заявила она, – я давно знала, что в один прекрасный день случится нечто такое, что вознаградит меня за все потраченное на тебя время. Просто печенкой чуяла.
Я кивнул:
– Естественно. Кстати, ты не останешься без барыша, даже если угостишь нас бутербродами, тем более что Пит – едок никудышный. Он на диете.
– Я вовсе не деньги имела в виду, хотя бутербродов тоже не пожалею. Я имела в виду славу, которую приобрету благодаря тебе. Я единственная женщина в Америке, которой посчастливилось обниматься с Ниро Вульфом. Кошмарный сон – ха! Да он просто душка!
Вульф, который уже уселся, наклонил голову и насупился, глядя на нее, – лицемер несчастный.
Я старательно улыбнулся:
– Я передал Питу твои слова о том, что он – Ниро Вульф. Ему это польстило. Так-то, знаменитость в юбке.
Она помотала головой:
– Не старайся, Эскамильо. Я вас раскусила. – Она придвинулась к Вульфу, глядя на него сверху вниз. – Не расстраивайтесь, Пит. Я бы никогда вас не узнала – вас никто не сможет узнать. Вы не виноваты. Это все мой герой. Арчи – ужасный сноб. Трудно сосчитать, сколько раз его жизнь была в опасности. И ни разу – ни разу! – он не обратился ко мне за помощью. Гордец несчастный! И вдруг ни с того ни с сего он срывает меня с пирушки, когда веселье в самом разгаре, и понуждает тискаться на заднем сиденье с каким-то подозрительным субъектом. Есть только один человек в мире, ради которого он устроил бы такое, – это вы. Так что ласки в машине я вам расточала вовсе не из послушания. Я знала, что делаю. И не волнуйтесь на мой счет: что бы вы ни замыслили, мой рот на замке. А для меня вы навек останетесь Питом. О господи, единственная женщина в Америке, которая миловалась с Ниро Вульфом… по гроб не забуду. А теперь пойду и займусь бутербродами. Что у вас за диета?
– Я ничего не хочу, – процедил сквозь зубы Вульф.
– Быть не может. Хотя бы персик? Или виноград? А может, салатный лист?
– Нет!
– Стакан воды?
– Да!
Метнув на меня плотоядный взгляд, она вышла из комнаты. Через мгновение на кухне послышалась возня.
Я накинулся на Вульфа:
– Вы сами сказали, что нам нужна женщина.
– Ты ее выбрал.
– А вы согласились.
– Теперь поздно, – уныло сказал он. – Мы влипли. Она проболтается.
– Есть один выход, – предложил я. – Женитесь на ней. Мужа она не выдаст. Тем более что даже за одну столь непродолжительную поездку вы ухитрились…
Я прервался на полуслове. Верно, лицо было чужое, но выражения глаз хватило с лихвой, чтобы я понял, что преступил границы дозволенного.
– Есть другое предложение, – сказал я как ни в чем не бывало. – Я знаю ее как облупленную. Одно из двух: либо вы завтра пойдете к Зеку с повинной и во всем признаетесь, либо Лили проболтается, невольно или сознательно. Ставлю десять зеленых, что первое может случиться с такой же вероятностью, как и второе.
– Она – женщина, – прорычал он.
– Хорошо, тогда принимайте пари.
Об заклад мы так и не побились. Не потому, что Вульф согласился с моей оценкой Лили Роуэн, просто у бедолаги выхода не было. Что ему оставалось делать? Он не мог даже вернуться в подполье, чтобы начать все сызнова.
С тех самых пор и вплоть до окончания этой истории ему пришлось терпеть вдесятеро большее напряжение, чем мне. И это не замедлило на нем сказаться, что я заметил уже ночью, когда Лили отправилась на покой, а мы с Вульфом до рассвета не смыкали глаз и продолжали обсуждение после восхода солнца.
Ушел он в шесть утра. После этого я тоже имел право удалиться без особого риска, поскольку тот, кто мог караулить Рёдера, оставил бы свой наблюдательный пост после его ухода. Однако, обмозговав все услышанное от Вульфа, я предпочел не искушать судьбу, поэтому прикорнул на два часа, а потом поехал домой, на Тридцать пятую улицу, где принял ванну и позавтракал.
В десять я уже сидел в «1019» и накручивал диск телефона, чтобы разыскать Сола, Орри и Фреда.
Сказать, что мне все это нравилось, я бы не рискнул. Затея Вульфа могла выгореть разве что в единственном случае из тысячи. Причем одно дело, когда вы просто стремитесь уличить преступника и знаете, что даже если допустили где-то промашку, то ничего еще не потеряно, и совсем другое, когда промашка будет стоить вам жизни.