Дверь в Лето
Шрифт:
Здесь пригодились трубки памяти Торсена. Они применялись в межконтинентальных ракетах, и их упрощенный вариант — в системах регулирования уличного движения, в Лос-Анджелесе например. Нет нужды углубляться в теорию электронных трубок, поскольку даже в лабораториях «Белл корпорейшн» в этом не очень разбираются. Суть заключается в том, что, если вмонтировать трубку Торсена в механизм контроля и запрограммировать операцию, трубка «запомнит» ее и сможет в дальнейшем управлять операцией без участия человека. Этого вполне достаточно для работы сложных станков. Но для более хитроумных механизмов — управляемых ракет и «ловкого Фрэнка» — необходимо вмонтировать вторичные цепи, которые дадут возможность машине «рассуждать». Конечно, рассуждать, как человек, машина, по-моему, не сможет никогда, просто регулирующие цепи дадут команду: следить за тем-то и тем-то в таких-то пределах; обнаружив то-то и то-то, действовать по программе. Сложность программы зависит от возможностей памяти трубки Торсена — а они практически не ограничены! Можно так запрограммировать, что вторичные цепи рассуждения в любое время прервут цикл, если возникнет несоответствие с первично заложенной информацией. То есть смысл в том, что нужно лишь однажды научить «ловкого Фрэнка» вытирать со стола, очищать тарелки от остатков пищи и загружать их в мойку, — дальше он все это запомнит и будет действовать самостоятельно. А электронная регулирующая — цепь рассуждения — проследит, чтобы он не бил тарелки. Если вставить вторую трубку памяти, машина сможет менять пеленки младенцу, но никогда не выбросит в мусорное ведро вместо использованных пеленок ребенка.
В квадратную голову «Фрэнка» легко могла бы вместиться хоть сотня таких трубок. В каждую из них можно занести память только об одной определенной операции. Затем монтируется цепь блокирования на случай, если «Фрэнк» столкнется с чем-то, что не вложено в его память, — в этом случае цепь сработает, он остановится и «позовет на помощь». И дети, и посуда — в безопасности. Так на каркасе инвалидного кресла на колесах я построил своего «Фрэнка». Выглядел он, как осьминог в любовной схватке с вешалкой… но как при этом чистил серебряные ложки!
Майлз с недоверием осмотрел первого «Фрэнка». Он внимательно наблюдал, как «Фрэнк» смешал мартини и подал нам стаканы, потом вытряхнул и тщательно протер пепельницы (не прикоснувшись к тем, что стояли чистыми), открыл окно и закрепил рамы, подъехал к книжному шкафу, вытер пыль с книг и снова аккуратно расставил их по полкам.
— Много вермута, — сделав глоток, сказал Майлз.
— Именно так мне и нравится. Но можно научить его смешивать и в твоем вкусе. У него еще не задействовано много трубок.
Майлз отпил еще глоток.
— Как скоро его можно пустить в производство?
— Ну, лет десять с ним надо повозиться, — отвечал я. И, не ожидая, пока он взвоет, добавил: — Однако упрощенную модель можно будет запускать уже лет через пять.
— Чушь! Мы обеспечили тебя всем необходимым, но опытный образец должен быть готов через полгода.
— Черта с два. Ведь это мое magnum opus. И я не собираюсь отдавать его, пока он не станет произведением искусства: во-первых, размером в три раза меньше, во-вторых, у него должны полностью заменяться блоки, кроме торсеновских трубок. Он будет настолько ловким, что сможет не только прогуливать собак и купать детей, но даже играть в пинг-понг. Разумеется, если покупатель доплатит. — Я взглянул на «Фрэнка»: тот методично вытирал пыль с моего стола и при этом возвращал каждую бумажку на то же место, откуда брал. — Правда, играть с ним в пинг-понг мало радости — всегда будешь проигрывать. Хотя, думаю, его можно научить изредка «мазать». Ну да, и покупатель на это клюнет.
— Год. Один год, Дэн, и ни днем больше. Я найму какого-нибудь электронщика тебе в помощь.
— Майлз! Когда ты наконец запомнишь, что технической стороной дела командую я. Твой черед наступит, когда я передам тебе готовую модель… но не раньше.
— И все-таки вермута многовато, — ответил Майлз.
Я ковырялся потихоньку с помощью наших механиков, пока не добился, что «Фрэнк» стал меньше походить на гибрид газонокосилки с игральным автоматом, а стал выглядеть как машина, которой не грех и перед соседями похвастаться. Между делом я устранил множество неполадок в его системе контроля. Я даже научил его гладить Пита и почесывать его за ухом именно так, как тому нравилось. А для этого, поверьте мне, нужна была система обратной связи не хуже тех, что использовались в приборах атомных станций. Майлз на меня не давил, хотя и заходил ко мне время от времени посмотреть, как продвигается дело. Большую часть работы я делал по ночам, поужинав с Белл и проводив ее домой. Днем отсыпался, потом приезжал на фабрику, подмахивал не глядя бумаги, подготовленные Белл, и шел смотреть, что успели сделать за день механики. Потом вез Белл куда-нибудь ужинать. Днем я не выкладывался: не встречаться же с любимой женщиной, когда от тебя несет потом, как от козла. После напряженной работы ночью в лаборатории фабрики вряд ли кто-нибудь вынес бы мое присутствие. Кроме Пита, конечно.
Как-то раз мы с Белл, как обычно, ужинали в ресторане. Когда подали кофе, Белл спросила меня:
— Возвращаешься на фабрику?
— Конечно. А что?
— Да ничего, так просто. Майлз собрался встретить нас там.
— А…
— Он хочет провести общее собрание акционеров.
— Общее собрание? Для чего?
— Не беспокойся, оно будет коротким. Ты, милый, последнее время так мало внимания уделяешь делам фирмы. Майлз хотел подвести итоги и определить нашу дальнейшую политику.
— Я вплотную занимаюсь инженерными вопросами. Что еще от меня требуется?
— Ничего, милый. Майлз сказал, собрание долго не продлится.
— Да что случилось-то? У Джейка неполадки со сборочной линией?
— Милый, ну пожалуйста! Майлз мне не говорил зачем. Допивай быстрей кофе.
Майлз и впрямь ожидал нас на фабрике. Он торжественно пожал мне руку, словно мы месяц не виделись.
— Майлз, в чем дело? — спросил я.
Он не ответил, а, повернувшись к Белл, спросил:
— Повестка дня готова?
Уже одно это должно было меня насторожить: ведь Белл явно лгала, утверждая, будто Майлз ни о чем ее не известил. Но тогда я ничего не заметил. Ведь я верил Белл, черт меня подери! Да к тому же я отвлекся на другое: Белл подошла к сейфу, нажала ручку и открыла дверцу.
— Кстати, дорогая. Вчера ночью я пытался открыть сейф и не смог. Ты что, изменила шифр?
Она, не оборачиваясь, вынимала бумаги из сейфа.
— Разве я тебе не говорила? На прошлой неделе кто-то пытался его взломать, и в полиции нам посоветовали изменить шифр.
— Тогда неплохо бы и мне знать его, а то придется названивать кому-нибудь из вас ночью, в неурочный час.
— Конечно, конечно. — Она закрыла сейф и положила папку на стол, за которым мы проводили заседания.
Майлз прочистил горло и сказал:
— Давайте начнем.
— Ладно, — согласился я. — Если у нас деловое совещание, стенографируй, милая. Итак… Среда, 18 ноября 1970 года, 21 час 20 минут. Присутствуют все держатели акций — запиши наши имена. Председательствующий — Д.Б.Дейвис, вице-председатель правления. Какие вопросы, рассматривавшиеся на прошлой встрече, остались нерешенными?
Таковых не оказалось.
— Отлично. Валяй, Майлз. Возникло что-нибудь новенькое?
Майлз прокашлялся.
— Я хочу проанализировать политику фирмы, представить программу на будущее и обсудить финансовое положение.
— Финансовое? Не дури. Мы ведем дело с прибылью, и с каждым месяцем она возрастает. В чем дело, Майлз? Недоволен своим текущим счетом в банке? Мы могли бы тебе кое-что подкинуть.
— Новая программа потребует от нас значительного расширения структуры фирмы. Мы можем лишиться прибыли.
— Что за новая программа?
— Подожди, Дэн. Я взял на себя труд записать все подробно. Пусть Белл нам прочтет.
— Ладно… пусть.
Если отбросить цветастые обороты, а Майлз, как и все юристы, любил разглагольствовать, коротко дело сводилось к следующим трем пунктам: а) Майлз настаивал на том, чтобы я передал «ловкого Фрэнка» мастерам-производственникам и те без задержки пустили бы его в производство — и в продажу…