Дверь в стене
Шрифт:
Ну вот, например, архитектура городов. Что такое downtown сегодня знает любой житель Земли, на каком бы языке он ни говорил, а skyline Шанхая если чем и отличается от зубчатой панорамы любого портового города Северной Америки, то разве что масштабом, что понятно, так как в Шанхае китайцев живёт больше, чем живёт американцев в Портлэнде или канадцев в Ванкувере. А между тем ничего подобного не наблюдалось в момент "первого американского пришествия", случившегося после Второй Мировой, когда запечатлённые на открытках виды американских городов поражали своим футуризмом воображение европейцев так, как если бы открытки присылались с другой планеты.
То же самое касается одежды. В весёлые пятидесятые американца можно было за километр опознать по стрижке и белым носкам. Сегодня не так, сегодня весь мир одевается одинаково и одинаковость эта имеет источником образцы, увиденные
Но вернёмся от культуры производства медикаментов к предметам одежды. Нам всем известны джинсы, так же как известно и где они появились. Так вот джинсы это безусловный феномен культуры и влияние этого феномена на человечество переоценить трудно, джинсы оказали на человечество влияние гораздо большее, чем итальянский неореализм вкупе с неореализмом индийским. А превратились джинсы в феномен потому, что их носили ковбои, а ковбои были героями вестернов, а вестерны это жанр кино, а снималось это кино в Голливуде. А дальше всё понятно, повторяться не буду.
Что такое fast food business? Сегодня это знают все. И началось это сегодня не сегодня и не вчера. В 1994 году на экраны вышел фильм неизвестного тогда режиссёра Тарантино под названием Pulp Fiction. Ныне фильм растащен на цитаты вроде следющей:
Vincent: And you know what they call a… a… a Quarter Pounder with Cheese in Paris?
Jules: They don’t call it a Quarter Pounder with cheese?
Vincent: No man, they got the metric system. They wouldn’t know what the fuck a Quarter Pounder is.
Jules: Then what do they call it?
Vincent: They call it a Royale with cheese.
Jules: A Royale with cheese. What do they call a Big Mac?
Vincent: Well, a Big Mac’s a Big Mac, but they call it le Big-Mac.
Jules: Le Big-Mac. Ha ha ha ha. What do they call a Whopper?
Vincent: I dunno, I didn’t go into Burger King.
Посмеёмся вместе с Жюлем - ха-ха-ха. Почему бы не посмеяться, если рассмеялось всё цивилизованное человечество.
Выяснилось, что шутливый диалог, написанный в расчёте на американскую аудиторию, понятен "миру". Про слезинку ребёнка понятно не всему человечеству, а вот про Макдональдс и про Бургер Кинг - всему. Подозреваю, что и для самих американцев это оказалось неожиданностью. Ведь это 1994, нет ещё Интернета и нет "социальных сетей", посредством которых вы можете обменяться мнением и сделать тот или иной факт событием в масштабе Земного Шара. (Между прочим, вам понятно, что такое Интернет как феномен культуры? Глобальной культуры? Вам понятен масштаб этого явления? Впрочем, прошу прощения, наверняка понятен, я зря спросил. Попрошу вас только не забывать, где, чьими стараниями и чьими усилиями Интернет появился.) Так вот в 1994 году американцы не растерялись и принялись ковать железо пока оно было горячо. Предприятия американского общепита полезли из под земли как грибы по всему миру. В фильме Винсент рассказывает Жюлю о Макдональдсе в Париже. В Париже?! Макдональдс?! "Вах!" - как принято нынче выражаться в Северной Пальмире, где Макдональдс есть тоже.
Помните Талейрана с его "тридцать две религии и всего один кулинарный рецепт"? Вот уж кто-кто, а Талейран в гробу вертится точно. Нынче во Франции Макдональсов много. 1200. Вдова Клико, лягушачьи лапки и тысяча двести Макдональсов. "Bon App'etit!" Смеётся тот, кто смеётся последним. А Талейран смеялся первым.
Сегодня все знают, что такое Pulp Fiction. Не только, что это означает, но знают ещё и как это переводится. Знают слова. Сегодня мир говорит по-английски. И не просто по-английски, а на американском диалекте английского, который от английского английского сильно отличается. When the World talks it talks American. Во всех смыслах. А их гораздо больше, чем смысл лингвистический. В пятидесятых никто не знал, что такое Halloween и что такое st. Valentine’s Day. Сегодня это знают все. И если и не все, то очень многие "отмечают". А некоторые даже и празднуют. Даже и во Франции, где существует политика защиты всего посконно национального. И мир не только говорит, но и читает. И когда он читает, он читает тоже American.
Культурная ли страна Германия? Ещё бы! По мнению многих так даже чересчур. Ну и понятно, что в культурной стране пишутся книги. Так вот сегодня на одну немецкую книжку, переведённую с немецкого и изданную в США, в Германии издаётся девять переведённых с английского американских книжек. Счёт 9:1 в пользу США. "Какая боль!" Плохие книги? Вам они не нравятся? Немцы вас спросить забыли. Их никто не заставляет эти книги переводить и никто им к черепу кольт не приставляет, заставляя эти книги читать. "Сами всё, сами." Сами ещё и деньги платят.
А ведь есть ещё компьютер. Есть операционные системы. Есть компьютерные игры. Есть Айпад. Айпод. Есть Amazon и есть E-bay. "Мама роднаааааяяяяяяяяяяяяяяяяя." Вы, наверное, думаете, что министр иностранных дел Франции Юбер Ведрин о глобальном доминировании американской культуры криком просто так прокричать попытался. От нечего делать. А он, между прочим, не прокричал, а просипел сквозь сдавленное железными пальцами горло.
В русскоязычном сегменте мира обо всём этом даже и не думают. Зачем?! По мнению дорогих россиян у американцев ничего не выйдет. Почему? Да потому! "Патамушто они бездуховные!"
Боже. Боже, Боже, Боже…
Ну хотите о духовности, давайте о духовности.
Несколько лет назад судьба подарила меня возможностью побывать на музыкальном фестивале. Называется он Blossom Festival. Это ежегодно проводимый фестиваль классической музыки. Проводится он в штате Огайо и проводится не в концертном зале, а "на природе" в специально выстроенном для этого Blossom Music Center. Расположен Blossom Music Center на границе национального парка и находится он примерно в пятидесяти километрах к югу от Кливленда. С высоты птичьего полёта выглядит он вот так:
Это Pavilion с местами на почти шесть тысяч человек:
Снаружи, на лужайке могут разместиться ещё более тринадцати тысяч, так что всего слушателей собирается около двадцати тысяч. Весь комплекс был задуман как летняя резиденция Кливлендского Симфонического Оркестра (The Cleveland Orchestra). Оркестр считается одним из лучших в мире (на мой любительский вкус он - лучший), оркестр старый, заслуженный, с "традициями", сменявшие друг друга дирижёры - все мировые величины, то же и с музыкантами, и вот после зимнего сезона, проведённого в собственном концертном зале Severance Hall, оркестр на протяжении шести летних недель даёт серию концертов в Blossom Music Center, построенном в конце шестидесятых прошлого уже столетия. Было найдено уникальное место с естественным акустическим эффектом, строил центр известный архитектор Питер ван Дийк, к строительству были привлечены специалисты по акустике и в результате получилось то, что можно назвать волшебством. С непривычки просто ошеломляет, сидишь и автоматически ждёшь того же звука, что и в зале, а стоит только оркестру начать, как хлынувшая музыка заливает всё вокруг, заполняя собой всю низину, в музыке в букальном смысле тонешь. Когда-нибудь, в лучшем будущем, музыку в мире, за исключением камерной, будут исполнять только так.