Дверь в Зарабию (Озеро затерянных миров)
Шрифт:
– Впрочем, как и везде, – добавил Велор. Он закончил ужин и отодвинул тарелку, полную сизой жидкости, из чего стало ясно, что ее в пищу не употребляют.
– Я прекрасно знаю, что у вас там есть, а чего нет, – отрезала Нинга, – как-никак, наши корни оттуда!
– Да? – удивилась Мира. – Вы, то есть мы, не коренные зарабийцы?
– Нет, у наших предков
Об этом Нинга сказала таким тоном, что оставалось неясным, радует ее такая наследственность или огорчает.
– Поэтому, – продолжала Нинга, – так уж повелось, что мы придерживаемся образа жизни наших предков: в доме устраивается ночь, свет гасится на шесть часов, потом утро, день – все как полагается, мы даже стараемся придерживаться привычных тебе двадцати пяти часовых суток.
– А в часе у вас сколько минут?
– Пятьдесят, сколько же еще. Ты, должно быть, еще спишь?
– Что? А… да, да, по ночам я сплю.
– Ну, это и понятно, ты же еще несовершеннолетняя.
Родня закончила с непонятной похлебкой, и женщина с тачкой сменила блюда, а дяденька-щепка – приборы. Теперь в центре стола красовалось огромное блюдо, устланное кудрявыми листьями ярко-зеленого цвета. На листьях тесным рядком лежали сливочно-желтые, как показалось Мире, гигантские гладкие черви. В глазах у нее потемнело.
– Что это? – выдавила девочка, глядя, как родня бодро накладывает эту гадость себе в тарелки.
– Это овощи и салат, – пояснил Велор, – очень полезная пища.
– Вот это желтое – овощи?
– Да, побеги тулуса.
На побеги тулуса и салат Мира решилась, уж больно хотелось есть. Салат оказался безвкусным, а тулус чем-то напоминал сырую капустную кочерыжку, только чуть кисловатую. В принципе, есть было можно. По бокалам разлили мутно-белый напиток.
– А это что? – осмелела Мира, хрустя тулусом.
– Ветуловый сок.
«Господи, – подумала Мира, – чего они только не делают с этим ветулом, будто тут не растет больше ничего другого».
Наконец напряженный ужин подошел к концу. Мира глотнула сладковатого вязкого сока и поднялась из-за стола, вытаскивая за собой Банта.
– Спасибо, все было очень вкусно. Можно мне пойти к себе?
– Конечно, Оливия принесет тебе белье и ночную одежду, можешь готовиться ко сну.
Выходя из столовой, Мира посмотрела на отца, он о чем-то беседовал с близнецами.
В печали Мира пошла в гостевые покои. Чувствуя настроение хозяйки, Бант не капризничал, а деловито перепрыгивал со ступеньки на ступеньку, подметая пол пушистым хвостом.
Войдя в гостевые покои, Мира сначала решила, что ошиблась дверью, но, увидав кошачью корзинку, поняла, что это та самая комната, только она преобразилась до неузнаваемости: вокруг все сверкало чистотой и свежестью. На кровати, раскидав руки-ноги спал Ром, на подоконнике сидела тирамиса и смотрела в окно.
– Всем привет, – Мира сняла с Банта шлейку.
– Тс-с-с, – сказала Яра, – бедный Ром так устал. Я думала, он доубирается до обморока, но ему очень уж хотелось тебя порадовать.
– Очень приятно, – Мира огляделась, – а здесь очень даже мило, вот что значит генеральная уборка.
Интерьер и вправду радовал: широкая кровать под голубым пологом, резной столик в центре комнаты с тремя мягкими креслами, шкаф, комод, умывальник, даже вазон с одинокой искусственной веткой в три листа и декоративные тарелки на стенах.
– Как прошел ужин? – тирамиса прыгнула с подоконника прямо в кресло у столика.
– Ужасно, – вздохнула Мира, вынимая из кармашка рюкзака пакетик сухого корма для Аксельбанта, – кажется, отцу все равно, есть я или нет, моя бабка – ведьма, мои двоюродные кузены – Франкенштейны, иными словами, я в горе и печали.
Мира сняла со стены одну тарелку, насыпала в нее корм и поставила на пол, а из большого кармана рюкзака извлекла складной переносной лоток для туалетных надобностей любимца.
Конец ознакомительного фрагмента.