Дверь в зеркало
Шрифт:
Одинцова говорила, и Антон слушал, отмечая про себя, до чего интересно – вроде бы все эти события имели к нему отношение, только его тогда еще и в помине не было.
– Да, как раз в тот день Нина познакомилась с твоим папашей. Немудрено, что Борька сразу на нее запал, в тот же миг, как увидел; стал вокруг нее кренделя выписывать, «позвольте ручку поцеловать» и все такое... Нина тогда была хорошенькая, как картинка... – Да...
Антон знал, конечно, что отец был экспертом-криминалистом, и что они с мамой познакомились на месте происшествия.
– Ну так вот, – продолжала Одинцова. – Я дежурила, в районе было пустяковое происшествие – труп без внешних, – Антон уже знал, что это смешное словосочетание полностью звучало как «труп без внешних признаков насильственной смерти», – и Нина за мной увязалась. Вообще, надо отдать ей должное, она во все влезала, все хотела знать. Не то, что некоторые – придут на практику, книжечку возьмут и целый день читают, – неодобрительно сказала Одинцова, явно имея в виду кого-то конкретного, и Таня ей согласно кивнула. – В общем, приехали мы на место происшествия, в квартиру, там пожилой мужик – в смысле, труп, сидит перед зеркалом. Высокое такое зеркало, в резной раме из красного дерева.
Одинцова странным образом преобразилась, рассказывая про события двадцатипятилетней давности; глаза ее загорелись, рука с сигаретой летала в воздухе, из пышной прически выбилась вьющаяся прядь. Антон, затаив дыхание, смотрел ей в рот.
– Мы с медиком посмотрели, вроде ничего криминального. Я пошла на кухню соседей опрашивать, а Нине велела протокол писать. Тогда – не то что сейчас, раз выехал, надо было обязательно оформить, и опрашивал всех следователь, а не бездарный участковый, у которого в активе три класса и школьный туалет. Это теперь всем на все плевать, вот поэтому все следствие в глубокой заднице.
Антон успел мельком подумать, что хотя величие следствия уже в прошлом, протокол-то ему сегодня пришлось писать, как миленькому.
– Борька пошел дом с фасада фотографировать, – продолжала Одинцова. – Это теперь труп снимут с одной точки и хорош, да протокол на пол-листочка накарябают, даже не сами, а участковому поручат. А в наше время следователь весь дом опишет, все подходы упомянет, сколько этажей, какая лестница, есть ли лифт... А эксперт все это сфотографирует...
Антона этот мотив «вот были люди в наше время» начал слегка утомлять, но все равно он не мог оторвать глаз от яркого рта Одинцовой, ожидая истории про зеркало, во-первых, и про родителей, во-вторых.
– Вдруг слышу из комнаты вскрик. Послала медика посмотреть, что там происходит. А там Нина в обмороке валяется. Медик ей нашатыря под нос сунул, усадил поудобнее, прямо рядом с трупом, – Антон не понял, это она всерьез или с иронией, – Нина в себя пришла, но долго говорить не хотела, что с ней такое приключилось. Я, грешным делом, подумала, что девчонка залетела, вот ей и стало плохо. Так она фыркнула на меня, – Одинцова усмехнулась, – пришлось извиняться.
– А что она увидела-то? – нетерпеливо спросила Таня.
– А-а, – рассеянно протянула Одинцова, явно блуждая мыслями по тому, замечательному, времени, когда следователи и эксперты честно исполняли свои обязанности, практиканты стремились во все вникнуть, следствие переживало звездный час, а она сама была много моложе и привлекательнее. – Вообще-то, только Борька ее сумел разговорить. Оказывается, когда она одна осталась в комнате и случайно посмотрела в зеркало, то увидела за спиной какую-то женщину. Повернулась – никого нет. Снова посмотрела в зеркало, и снова сзади нее дама в шляпе. Испугалась Ниночка.
Антона бросило в жар. Значит, мать видела то же, что и он. И было это в тот день, когда она познакомилась с отцом, то есть в самый важный день жизни. А он увидел мистическую даму в том же зеркале, и тоже в серьезный для него момент – первый день в прокуратуре. В этом есть какой-то знак судьбы.
– Мы, конечно, бросились смотреть на эту даму. Бес-по-лезняк, – проговорила Одинцова. – Никому из нас она не явилась. Медик даже похихикал над Ниной, но недолго. Борька ему доходчиво объяснил, что над Ниночкой смеяться не стоит. Сам-то он ей сразу поверил.
– А потом? – пересохшими губами спросил Антон.
Одинцова будто нарочно молчала целую минуту, а может, и больше. Сигарета в ее руке погасла, обвалившись столбиком пепла на Танин стол, но секретарша никакого неудовольствия не высказала по этому поводу.
– А потом, – медленно процедила Одинцова, глядя перед собой, – Борис уже ни о ком думать не мог. Забрасывал Нину цветами, на руках переносил через лужи, влюбился, в общем, по самое некуда.
– А с зеркалом-то что? – не отставала Таня, и Одинцова досадливо поморщилась.
– А что с зеркалом? Я же говорю, никого мы там не увидели. Нина, правда, потом все носилась с идеей, что зеркало – причина смерти хозяина.
– Каким это образом? – округлив глаза, спросила Таня.
– Вот и я говорила – каким это образом? Вскрытие показало, что мужичок умер не от какого-то внешнего вмешательства. Организм был изношен, и вдобавок у него был острый лейкоз. Если я правильно помню. В общем, какая-то онкология, от которой он благополучно помер. Нина, правда, все доказывала, что смерть его как-то связана с тем, что нашли его сидящим перед зеркалом. Потом соседи слышали крики.
– Какие крики? – встрепенулся Антон, припомнив, что крики фигурировали и в сегодняшних объяснениях соседок.
– Якобы кричал он перед смертью так, что кровь в жилах стыла, – неохотно пояснила Одинцова. – Но никакой причинной связи между этими криками и смертью дяденьки не установлено. Так что все это ерунда.
– А призрак в зеркале? – тихо сказал Антон.
– Мало ли, – пожала плечами Одинцова. – Одно с другим не связано. Ну, кричал. Ну, сидел перед зеркалом. В конце концов, что мы про него знали? Может, у него была психика расстроена, а? Что ему там в зеркале мерещилось?