Дверь в зиму

Олди Генри Лайон

— Дрон, — бросил Митроха, даже не оглянувшись.

Судя по жужжанию, это был не российский «Орлан». Обычный коммерческий квадрокоптер с камерой. В их роте такие тоже имелись — до недавнего времени два, а вчера волонтёры подогнали третий. На удивление полезная штука. Ну, или вредная — смотря чей это дрон.

Звук приближался, нагонял. Спрятаться под деревьями? Поздно: их уже засекли.

— Подтянись! Продолжаем движение.

Старлей обернулся к Левченко. Тот в ответ покачал головой: ничего, мол. Чуйка молчала. Она срабатывала за считаные секунды

до прилёта, иногда — в последний момент, заставляя дернуться в сторону, ощутить горячий ветерок от прошедшей впритирку пули, которая должна была угодить в голову.

Старлей отстал, поравнялся с марьяжинцами.

— Услышите команду «Ложись!» или «В укрытие!» — падайте, где стоите. Ползите в ближайшую ямку. Там и лежите, пока не дадим отбой. Всем ясно?

— Ясно…

— Поняли…

— Чего уж тут…

Старлей вернулся в голову колонны. Некоторое время шёл молча, на ходу сверяясь с гугл-картой в планшете — сейчас, когда зловредная станция РЭБ превратилась в груду искорёженных обломков, сеть ловилась исправно. Наконец с удовлетворением кивнул сам себе — водилась за командиром такая привычка — и на ходу обернулся.

— Левченко, Вашевич — за мной, бегом! Остальным продолжать движение по маршруту.

И с неожиданной для его возраста прытью — ну, это если не знать старлея! — рванул вперёд: только поспевай.

Ничего, поспели. Остановились, запыхавшись, на лысой макушке холма. Маршрут, которым двигался взвод, проходил правее, огибая холм. Старлей навел полевой бинокль на оставшуюся позади полосу «ничейной земли» и принялся подкручивать верньер.

— Так и думал, — зло процедил он сквозь зубы. — На, погляди. Вдоль нашего маршрута смотри.

Снайпер Вашевич уже изучал пройденный путь в прицел СВД.

Левченко приложил бинокль к глазам. Бурая змея грунтовки, нежно-салатное марево рощ. Буераки, овраги. Ничего особенного. Ничего подозрительного. Он повел биноклем дальше — и уловил движение раньше, чем осознал, что именно видит.

По грунтовке шустро позли два лесных клопа-вонючки, зеленые и угловатые.

БТРы. Погоня.

Левченко прикинул расстояние. С непривычки не получилось: биноклем ему доводилось пользоваться редко.

— Через час догонят, — ледяным тоном сообщил старлей. — Час пятнадцать в лучшем случае. Без гражданских проскочили бы. На пределе, фифти-фифти. Но женщины и дед не потянут.

— Заслон?

Левченко и Вашевич всё поняли правильно.

— Приказывать не стану. Только добровольцы.

Да любой пойдёт, хотел сказать Левченко — и прикусил язык. Дураку ясно, старлей с ними говорит, с двоими. Без остальных. Вызовутся все, а командиру выбирать. Терять время. Игнорировать красноречивые взгляды: почему не меня?! А так — быстро, просто.

Командир уже выбрал.

Кольнуло в груди, как вчера перед рейдом. Предчувствие? Ерунда! Чуйка так не работает. Уж кому это и знать, как не Левченке. А что, если и так тоже? Та — мгновенная, за секунду-другую до, а эта загодя предупреждает?

— Я готов.

— И я готов.

— Возвращаемся

к колонне. Тут место неудачное. Через километр речка будет. Так, ручей, но там топко. Нормальный брод только один. Мы через него шли. И они через него пойдут. БТРы со скрипом, но проедут. Объезжать не станут: далеко. А на той стороне неплохое место для позиции есть. Там и засядете. Левченко, возьмёшь РПГ. Три выстрела осталось — бери все. Дал бы вам и второй, но его в Марьяжинке при обстреле повредило.

Инструктировать их старлей продолжил уже на ходу. Замолчал, восстанавливая дыхание; добавил:

— …ты, Вашевич, сам всё знаешь. Не первый год девка замужем. Работай как под Степановкой.

— Всё сделаем. Легко, без проблем!

— Отставить шапкозакидательство! Два БТРа, восьмидесятки. По одиннадцать рыл в каждой, если с экипажем. Пулемёты, опять же КПВТ, не кот начихал…

Как маленьким объясняет, обиделся Левченко. Он едва не вспух по-мальчишески, но икнул и осекся, больно прикусив язык во второй раз. Сердце кольнуло так, что в глазах потемнело. Хуже, чем вчера вечером; хуже, чем сейчас на холме. Мелькнула подленькая мыслишка: отказаться? Командир сказал: добровольцы? Сказал. Вот пусть кто-нибудь другой…

Мысль была чужая. Словно раскаленная игла, что ужалила в сердце, впрыснула отраву.

Левченко глубоко вздохнул. В глазах прояснилось.

— …грудь выпячивать не вздумайте! Ваша задача какая? Задержать противника на полчаса, минут на сорок, максимум. Задержать и отойти, а не героически погибнуть! Ясно?

— Есть задержать и не геройствовать!

— Есть задержать и отойти!

— Вот так-то лучше.

Командир резко остановился. Шедший следом Вашевич едва не налетел на него. Старлей шагнул ближе, порывисто обнял обоих: сначала Вашевича, потом Левченко.

— Возвращайся живым, Петро, — шепнул на ухо.

— Так у меня ж чуйка, Григорий Никитич. Вернусь, куда я денусь?

Левченко нашел в себе силы улыбнуться. Правда, под маской все равно не видно было.

— Вернёмся, командир, — поддержал Вашевич.

А ведь Никитич меня впервые не по фамилии — по имени назвал, дошло до Левченко.

Расстались за переправой, на краю заливного луга, зеленевшего сочной молодой травой. Вражеский дрон не показывался, и слава богу. Ребята всё поняли, объясняться не пришлось. Заминка вышла из-за деда. Едва Алексей Гаврилович уразумел, что Левченко с Вашевичем остаются в заслоне — пристал к старлею что банный лист:

«Командир, дай автомат! Задержим иродов, не сумлевайся. Командир, я стрелять умею, такому не разучишься!..»

Насилу угомонили. Нет для тебя лишнего автомата, дед. А свое личное оружие никому отдавать не положено, сам знать должен. В конце концов Алексей Гаврилович обреченно махнул рукой, ссутулился и побрел за своими марьяжинцами. Шёл, едва переставляя ноги, словно состарился ещё лет на двадцать.

Левченко с Вашевичем подождали, пока колонна скроется в молодом сосняке, и занялись выбором позиции.