Дверь в зиму
Шрифт:
Может, их заберёшь?
Левченко мотнул головой в сторону залёгших на берегу солдат.
Заберу, согласился чёрный. Позже. Сейчас я за тобой.
В Чистилище?
В Чистилище.
Не худший вариант.
А других и нет. До Суда.
Ну пошли, что ли?
Левченко шагнул навстречу черному. Задержался, обернулся к своему бывшему хранителю.
Имя у тебя есть?
Есть.
Назови, а?
Ты не поймёшь.
Почему?
Не услышишь. Нет таких имён на языках
Как же мне звать тебя? Чуйкой, что ли? Левченко рассмеялся. А что? Ангел по имени Чуйка! Не хуже других имён.
Пора, вмешался чёрный.
Легко, как пушинку, он подхватил Левченка. Распахнул угольные крылья, прянул… Нет, не ввысь. Пространство замерцало, подёрнулось рябью, словно экран телевизора, включённого на пустой канал. Мироздание расслоилось, раздалось — и чёрный вместе с Левченком ухнули в него, как в колодец, в тоннель, ведущий прочь.
Чуйка, подумал ангел. Что это за имя — Чуйка? Господи, о чем я думаю! Разве об этом нужно думать сейчас?
Мир дрожал, дёргался. Дрожали, дёргались руки, крылья. Время замедлялось, пускалось вскачь. Пули буравили воздух и застывали металлическими мухами в бесцветном янтаре. Вспыхивали бледные от ярости факелы у дульных срезов автоматов, вспыхивали и гасли.
Я не могу. Не могу!
…могу?
Так нельзя!
…нельзя?
Воля Создателя! Я не создан для этого!
…защищать и спасать.
Да, но лишь одного! Того, на кого мне укажут.
…укажут.
Да, но не Он! Человека я не обязан слушаться!
…не обязан. Это будет твой выбор.
Выбор?! Я не знаю, что это. У меня никогда не было выбора! Я исполнял Его волю. Я был счастлив служить!
…выбор. Возможность выбирать.
Это дар? Это наказание? Я не хочу!
…твой выбор. Никто не сделает его за тебя.
Не хочу! Не могу!
…отказ — тоже выбор. Согласие — выбор. Решать тебе.
Как мне выбрать?! Что мне выбрать?!
Ангелу казалось, что в нём поселился чужак. Противоречащий вошёл в него и теперь искушает. Иметь выбор? Какая это, оказывается, мука! Какой выбор из двух — искушение? Нарушить незыблемые, установленные свыше правила? Или сохранить верность привычному порядку, отправиться на Небеса, доложить о случившемся, получить нового подопечного? А здесь пусть всё идёт согласно Его воле?
…Его воле? Откуда тебе известно, в чём она состоит? Тебе дано это знать?
Никому не дано!
…так может, Он только что возгласил тебе Свою волю?
А если нет?
…а если да?
Вдруг Он не желает, чтобы я вмешивался?
…тогда ты и не сможешь вмешаться. Попробуй, и узнаешь.
Но тогда я пойду против Него!
…Это будет твоя ошибка. Ошибка, не предательство. Он милостив. Он простит.
Но я не хочу! Не могу! Я… Я боюсь!
…боишься. С этого и надо было начинать.
Кокон лопнул.
Простучали и смолкли автоматы. Гусеницы боевой машины вмяли молодую сосенку в податливую землю. Вздымая фонтаны жидкой грязи, БМП с надсадным ревом пересекла ручей и выбралась на берег. Порыв ветра унёс прочь вонь выхлопов, клочья дыма, пороховую гарь. Солдаты начали подниматься из укрытий.
Свистнул ветер. И вдруг свистнул снова, зашелся от изумления, путаясь в ветках уцелевших деревьев, покрытых клейкими почками.
Он стоял перед ними. Высокий, невозможный: дикая белизна в сияющем ореоле, с широко распахнутыми крыльями.
Стоял. Смотрел спокойно и строго. Молчал. Загораживал путь.
Он стоял, но они его не видели.
Нет, кто-то увидел. Один, другой. Не до конца, плохо понимая, что перед ними, кто перед ними. Ахнули потрясённо. Перекрестились. Замерли истуканами, разинув рты. Судорожно вцепились в автоматы.
— Ангел…
— Где?
— Ангел Господень…
— Чего встали? — рявкнул офицер, взобравшись на броню. — Заслон противника ликвидирован. Продолжаем выполнять боевую задачу!
Туман, подумал офицер. Туман. Какой, к бесу, ангел?
Солдаты мялись. Поглядывали друг на друга. Не видим. Видим? Нет. Да?
Страшно.
Туман, сказал себе офицер. И вдруг тоже увидел. Он сам не знал, что увидел, кого увидел, но словно чёрт за язык дёрнул:
— Огонь!
— Прости меня, Господи…
— Огонь, я сказал! Огонь!
Кто-то отчаянно заорал и саданул, не целясь, длинной очередью. Пули ударили в левое крыло. В воздух взлетели снежно-белые перья и легчайший пух — словно подушку распороли.
— Огонь!
Ударили восемь стволов. Ангел пошатнулся. Устоял.
Пули рвали белое, превращали в алое, ломали, коверкали, уничтожали. Полыхнула вспышка: бледная, беззвучная. Облако перьев и пуха взлетело к небесам и растаяло в прозрачной синеве.
Три минуты сорок семь секунд. Это было всё, что сумел выиграть для людей ангел по имени Чуйка.
Что-то тихо опустилось на плечо старшего лейтенанта Редниченко. На рукав сержанта Твердохлеба. На потёртый пиджак Алексея Гавриловича. Ещё, ещё… Люди задирали головы к небу, вглядывались в безоблачную синь.
Снег? В разгар весны?
С неба, медленно кружась, на людей, бегом уходящих по лощине, падали пух и перья. Перья и пух. Выстилали дорогу впереди, указывали путь.