Двери между мирами (Извлечение троих) (др. перевод)
Шрифт:
Он поймал себя на том, что пытается угадать, что он будет делать, если действительно там будет кровь, или если найдется револьвер с глубокими следами зубов на сандаловом дереве рукояти. Наверное, он впадет в истерику, если вообще не сойдет с ума, но он все равно продолжал высматривать… хоть что-нибудь.
Но он ничего не увидел. Не услышал даже самого слабого ответного крика.
Стрелок тем временем изучал третью дверь. Он ждал, что на ней будет написано одно слово, то самое слово, которое произнес человек в черном, переворачивая шестую карту колоды Таро на пыльной Голгофе, где они с Роландом долго беседовали в бесконечной ночи. Смерть, сказал тогда Уолтер, но не твоя, стрелок.
На
ТОЛКАЧ
И все же оно означает смерть, подумал Роланд и понял, что это так.
Он вдруг сообразил, что голос Эдди стал удаляться, и обернулся. Эдди карабкался вверх по склону ближайшего холма, не переставая звать Одетту.
Сначала Роланд решил его не удерживать.
Может быть, Эдди найдет ее, может быть, даже живой и не слишком сильно искалеченной, и это по-прежнему будет она. Он мог допустить, что эти двое даже сумеют наладить здесь свою жизнь, что любовь Эдди к Одетте и ее — к нему все-таки одолеют ночную тень, которая называет себя Деттой Уокер. Да, очень возможно, что между ними двумя нет места для Детты, и она просто тихо исчезнет. По-своему он был романтиком, суровым и жестким, но все же немножко романтиком… но в то же время он был непробиваемым реалистом и знал, что иногда любовь действительно побеждает все. А что остается ему? Даже если ему удастся заполучить лекарства из мира Эдди, те самые, которые так помогли ему в прошлый раз, помогут ли они теперь? Сейчас ему хуже, чем в прошлый раз, и он даже поймал себя на том, что начинает уже беспокоиться, как далеко все зашло. Руки и ноги болели, в голове глухо гудело, грудь отяжелела, наполнившись мокротой. Когда он кашлял, левый бок обжигала боль, как будто там у него были сломаны ребра. Левое ухо горело. Может быть, думал он, настало время со всем этим покончить и просто сдаться.
При этой мысли все существо его возмутилось.
— Эдди! — закричал он, и теперь голос его не сорвался кашлем, а звучал, как всегда, глубоко и мощно.
Эдди обернулся, стоя одною ногою на влажном прибрежном грунте, а другую поставив уже на каменистый выступ.
— Иди, — сказал он и небрежно махнул рукою, как будто давая понять этим жестом, что он хочет избавиться от стрелка и заняться своим настоящим делом, действительно важным делом: найти Одетту и спасти ее, если в том будет необходимость. — Все нормально. Иди туда и забери все, что нужно. Когда ты вернешься, мы будем здесь.
— Что-то я сомневаюсь.
— Мне нужно найти ее, — Эдди взглянул на Роланда, и взгляд его был открытым и чистым. — То есть, действительно нужно.
— Я понимаю, что ты ее любишь и что тебе это действительно необходимо, — сказал стрелок. — Но на этот раз я хочу, чтобы ты пошел вместе со мною, Эдди.
Эдди долго смотрел на него, как бы пытаясь поверить тому, что он слышит.
— Пойти с тобой, — озадаченно вымолвил он наконец. — Пойти с тобой! Господи Боже, теперь я, кажется, и в самом деле услышал все. Трам-парам-парам, все. В прошлый раз ты так уперся, чтобы только меня не брать, не побоялся даже, когда я грозился глотку тебе перерезать. А на этот раз я должен бросить все и идти с тобой, и пусть там ей кто-нибудь раздерет горло.
— Это, возможно, уже случилось, — сказал Роланд, хотя сам был уверен, что нет. Госпожа, может быть, и пострадала, но уж наверняка не погибла.
К сожалению, Эдди был тоже в этом уверен. Уже семь, или даже десять дней он не принимал наркотиков, и разум его заметно прояснился. Он указал на дверь:
— Ты же знаешь, что нет, что она жива. Если б она умерла, эта чертова штука пропала бы. Если только ты мне не врал, когда говорил, что без нас троих — всех — никакого толку от этой
Эдди хотел было вернуться на склон, но взгляд Роланда буквально пригвоздил его к месту.
— Хорошо, — голос Роланда был почти таким же мягким и ласковым, как тогда, когда он пытался достучаться сквозь пылающее ненавистью лицо и вопли Детты до другой женщины, что скрывалась за ними. — Она жива. Но почему она тогда тебе не отвечает?
— Ну… ее могла утащить дикая кошка, — неуверенно высказал Эдди.
— Кошка загрызла бы ее, съела, сколько ей надо, а остальное бы бросила. В крайнем случае, оттащила бы ее тело в тень, чтобы ночью вернуться и сожрать мясо, которое еще не успело испортиться от жары. Но в этом случае дверь бы пропала. Кошки, если ты еще не знаешь, это не те насекомые, которые парализуют добычу и уносят к себе, чтобы полакомиться потом.
— Вовсе не обязательно. — Эдди вдруг вспомнил, как Одетта сказала ему, что ему надо было бы записаться в дискуссионный клуб, но не стал останавливаться на этом воспоминании. — Могло быть и так, что кошка накинулась на нее, и она постаралась ее застрелить, но первые два патрона дали осечку. Черт, может быть, даже четыре патрона. Кошка успела добраться до нее, искалечить, но только уже собиралась загрызть… как БА-БАХ! — Эдди хлопнул кулаком по ладони, представив себе эту сцену так живо, как будто он при всем этом присутствовал. — Выстрел сразил зверюгу, или, может быть, только ранил, или просто напугал, и она убежала. Что ты на это скажешь?
— Мы бы услышали выстрел, — мягко ответил стрелок.
Эдди приумолк, не сумев найти убедительного ответа. Конечно, они бы услышали выстрел. Когда они в первый раз услышали вопль дикой кошки с расстояния в полтора, а то и во все два десятка миль. А уж выстрел…
Он с хитрецой поглядел на Роланда.
— Может быть, ты и слышал. Может быть, ты его слышал, пока я спал.
— Он бы тебя разбудил.
— При том, что я так измотался. Я заснул, будто…
— Мертвый, — закончил за него Роланд, и голос его оставался все таким же мягким. — Мне это состояние знакомо.
— Значит, ты понимаешь…
— Спишь ты как мертвый, но ты же не мертвый. Прошлой ночью ты тоже вырубился мгновенно, но когда в холмах завопила кошка, ты тут же вскочил. Потому что ты за нее переживаешь. Не было никакого выстрела, Эдди, и ты это знаешь. Ты бы услышал. Потому что ты за нее переживаешь, за Одетту.
— Тогда она, может быть, отбилась от кошки камнем! — закричал Эдди. — Откуда мне, черт возьми, знать, если вместо того, чтобы ее искать, я стою тут и с тобой препираюсь! Может, она лежит где-нибудь искалеченная! И умирает от потери крови! Как бы тебе понравилось, если бы я вошел с тобой в эту дверь, а она бы тут умерла, пока мы с тобой были на той стороне?! Как бы ты себя чувствовал, если бы ты оглянулся однажды, а двери нет, как будто и не было вовсе, потому что она умерла?! Тогда уже ты бы застрял в моем мире, а не наоборот! — Он смотрел на стрелка, тяжело дыша, и сжимал кулаки.
Роланд устал спорить с Эдди, в нем закипало уже раздражение. Кто-то — может быть, Корт, но скорее всего отец — любил повторять: «Спорить с влюбленным — все равно, что пытаться вычерпать море ложкой». И если б Роланду потребовалось подтвердить истинность этой пословицы, ему не надо было далеко ходить: вот оно стоит, живое подтверждение, и вся поза его выражает неприятие и вызов. Ну давай, говорит его поза. Давай, я отвечу тебе на любой вопрос.
— А, может, это была не кошка, — сказал он стрелку. — Пусть это твой мир, но я сомневаюсь, что ты в этих краях бывал чаще, чем я на Борнео. Ты же понятия не имеешь, что вообще может бегать по этим холмам, я не прав? Может, ее утащила горилла или еще какая-нибудь гадость.