Шрифт:
Милорад Павич
Милорад Павич
ДВЕРИ СНА
ПЕРВАЯ
Женщины — матери или жены — часто просят нас что-нибудь найти. Я знаю это с детства. Мне ни разу в жизни не удалось отыскать ни одной из тех вещей, которые меня просили найти родители или тетки. Я и сегодня не в состоянии этого сделать. Что только я не пытался найти! Красную шапку в зеленой комнате, в среднем ящике шкафа, собаку папиного сослуживца на соседней, первой от угла, улице, сито для протирания помидоров на кухне, стопку журналов ГОНГ (Гласник общей народной гимнастики) в светлой обложке, черноволосую мамину приятельницу Загу на вокзале, куда она должна была прибыть вечерним поездом из города Заечар, зеленый карандаш моего дяди, обвязанный сиреневой ленточкой, на столе на втором этаже, хутор в окрестностях Панчева, где меня ждал другой дядя на велосипеде, магазин рядом с парикмахерской на улице Воеводы Степы, в котором следовало купить желтого кускового сахара, рюмку, украшенную короной, принадлежавшую дяде Мицике и попавшую к нам во время бомбардировок… Все это и бесчисленное количество других предметов, включая зажигалки и книги (если только я сам не ставил их на полку), я так никогда и не нашел — они были безвозвратно утеряны. Над моим детством кружил целый рой не найденных мною вещей, и они вытолкнули меня в жизнь под негодующий ропот моих близких. Мне и сейчас порой снится, что я что-то ищу и не могу отыскать. Во сне я не понимаю, какой предмет ищу, где он может быть и как должен выглядеть, знаю только, что что-то надо найти. И страх, что я не узнаю нужную вещь, превращается в ужас.
Снится мне, например, родительский дом в Вождовце. Открываю ключами дверь, вхожу, в полном одиночестве блуждаю по комнатам, с трудом узнавая расположение комнат. В помещении, где когда-то сушили белье, вижу остатки еды на деревянном столе. Кто-то ел хлеб с виноградом, запивая все это ракией из маленькой рюмки. Я чувствую, что кроме меня в доме есть кто-то еще. Когда я это понимаю, мне становится жутко, я хочу уйти. Тут на улице начинается дождь. Шум дождя в родительском доме не забывается никогда, но сейчас он кажется мне каким-то призрачным. А запах дождя — такой же, как тридцать пять лет назад. Я ищу ключи от входной двери и не могу их найти. Может быть, я куда-то их сунул, когда входил в дом. Долго шарю по полкам и ящикам. И снова чувствую, что в доме, окутанном полумраком, кто-то есть. Вместо ключей натыкаюсь на запах ракии из белой сливы. Пытаюсь понять, где скрывается незваный гость и кто он, и в какой-то момент даже кричу:
— Эй! Есть здесь кто-нибудь?
Цепенею от собственного крика, ведь я с самого начала знал, что дом пуст. Пугаясь сгущающейся темноты, уже воцарившейся в большинстве комнат, решаю уйти без ключей, оставив дом незапертым. Закрывая входную дверь, замечаю, что она имеет вид однобортного мужского пиджака и что в средней петле пиджака торчат ключи от дома.
В тот же момент замечаю внутри дома в коридоре какую-то фигуру. С изумлением понимаю, что там стоит женщина, а ведь я все время предполагал, что в доме находится мужчина. В панике захлопываю дверь в виде пиджака, и женщина остается за ней, в доме. Унося ноги, бросаю на дверь последний взгляд и узнаю пиджак. Это мой желтый пиджак в темную клетку, купленный в 1971 году… Давно куда-то запропастившийся. Я возвращаюсь и на ключ закрываю дверь, то есть пиджак. С женщиной в нем.
ВТОРАЯ ДВЕРЬ
Мне снится, что я нахожусь в церкви, полной фресок и икон. Службы нет, царит полумрак, и кроме меня в церкви есть кто-то еще, но кто он такой, я точно не знаю. Мне плохо его видно. Время от времени через распахнутую дверь в церковь заходят какие-то люди, про которых мне известно, что нас что-то связывает — то ли это мои друзья, то ли спутники, но скорее всего они церковные служки. Откуда-то снаружи они заносят вино и воду и поят ими изображенных на иконах и фресках святых. Иногда слышно, что есть и другие посетители, которые группой стоят где-то снаружи, — может, в монастырском дворе, а может, и на какой-то площади перед храмом. Эти другие тоже время от времени заходят в церковь, но с пустыми руками, а потом выносят из церкви что-то такое, чем (я это точно знаю в своем сне) кормят собравшихся перед церковью демонов. Потому что демоны войти не могут.
Тут вдруг я замечаю, что мои то ли спутники, то ли коллеги в церкви больше не появляются, значит, думаю я, их, видимо, не пускают те, что толпятся у двери снаружи, они не позволяют им вернуться и дальше поить иконы. Я пытаюсь подойти к двери и посмотреть, в чем дело, но это мне не удается, и тогда я кричу что-то вроде:
— Что там такое?
На это незнакомец у меня за спиной, в храме, вдруг произносит повышенным тоном:
— Не смей кричать!
В тот же момент я освобождаюсь ото сна и, пробуждаясь, понимаю две вещи: во-первых, что незнакомец в храме был связан с кормильцами демонов таким же образом, как я был связан с поильцами икон, а во-вторых, что я не смог бы выйти через дверь храма, потому что этой дверью был мой собственный рот.