Двери во Тьме
Шрифт:
Ниточка у меня к ним одна – Могилевич, которому крыша «хозяин карьера». Решится этот самый «хозяин» Егор пойти на такое обострение? Вот так сразу – глубоко сомневаюсь. Если и решится, то после долгой подготовки, чтобы сделать все по-тихому. Можно вспомнить фокус с фургончиком и сидящей в нем тварью, но мы поодиночке пока ходить не будем. А не поодиночке и с оружием – слишком велик риск провала. И отобьемся, и машину срисуем, а то и вовсе…
Могу и ошибаться, разумеется, но для меня картина пока так выглядит. Но по одному все же не ходим.
Потом вспомнил про документы, что снял с убитого, достал
Вчера из осторожности никуда так и не пошли. Посидели в гостиничном баре, который был совсем неплох. Но посидели хорошо, долго, сытно, а мы с Федькой еще и пьяно. До самого закрытия заседали за самым дальним от входа столом, уделив внимание чуть ли не каждому пункту местного меню – пусть не слишком обширного, но все же вполне приличного.
Отходняк после пережитого пока нас не отпустил, все были вялыми, даже сонными, даром что полдня проспали. Разговор тек лениво и ни о чем – о делах почти не говорили: грузиться не хотелось. Разошлись по комнатам, когда бар закрылся.
Проснувшись, увидел Настю, стоящую у окна, уже одетую и причесанную. Мягкий свет из окна освещал ее профиль, тонкая прядка упала на щеку. Услышав, как я зашевелился, она обернулась ко мне:
– Снег так и валит, все засыпало.
– А пускай, – согласился я с такой погодой. – Все равно. Доброе утро, кстати. Сколько времени-то сейчас?
Взял часы с тумбочки, всмотрелся, проморгавшись. Полдень. Неслабо вздремнул, если считать вчерашнее. Но от былой вялости не осталось и следа – чувствовал себя отдохнувшим и выспавшимся.
Сергей заехал ровно в два, как и обещал. Я видел, как его додж выехал из ворот рынка и по кругу, объезжая площадь, подкатил к гостинице, оставляя на дороге «елочные» следы колес. И когда он выбрался из-за руля и зашел в подъезд гостиницы, мы уже спускались. Федька же вообще внизу в баре сидел, чай пил.
– Ну что, готовы? – спросил Сергей после того, как все перездоровались. – Тогда поехали, я отвезу. Там с вами еще человек поговорить хочет.
Уточнять кто мы не стали. Лично я просто догадался – для этого гением быть не нужно. В додже было просторно и тепло: тот, кто сделал открытую машину закрытой, толк в этом знал. Федька сел рядом с Сергеем впереди, а мы вдвоем протиснулись на заднее сиденье. Пусть забираться было на него и не слишком удобно, но сидеть вполне нормально.
– А хорошо машину сработали, – похвалил я додж. – Здесь делали, в Сальцеве?
– Ага, возле порта сервис, покажу, если надо, – ткнул он пальцем куда-то направо.
– Да надо, пожалуй, хочу «кюбеля» утеплить.
– Без проблем, все делают, – сказал Сергей, сворачивая куда-то в сторону порта.
– Не в «Сибирь» едем, что ли? – спросил заметивший это первым Федька.
– Нет, старший к себе пригласил, – покачал головой наш водитель. – Я с ним с утра виделся, вот он и решил кругами не ходить, а сразу карты на стол выложить. Все как вы хотели, так сказать.
Ну да, можно и так сказать.
Немного покрутившись по улицам Сальцева, додж выехал на широкую, покрытую укатанным снегом дорогу, ведущую прямо к порту. На въезде Сергей махнул рукой охраннику, поднявшему шлагбаум, машина попетляла между складами, после чего мы уперлись в еще одни охраняемые ворота, через которые нас пропустили тоже без всяких возражений.
Мы оказались на вполне просторной расчищенной стоянке у длинного причала, возле которого стояло несколько довольно больших пароходов явно обжитого вида и один настоящий плавучий дом вроде той плавконторы, которую Федька мечтал угнать из окрестностей Красношахтинска. А у кого-то уже мечта сбылась, получается. Там же стояло несколько машин, из которых две принадлежали самому Болотову, наверное: два мерседеса серии «1500», переделанные из обычного войскового транспорта в нечто представительское. А что, очень круто по нашим реалиям. Ну и вдобавок несколько разных машин стояло, включая еще одного «жука» на шасси «кюбеля», выкрашенного в ярко-красный цвет, с белой полосой по крыше и капоту – прямо гоночный какой-то. У одного из мерседесов стоят двое в черных тулупчиках, с ППШ на плече. Ждут кого-то?
– Старший на воде живет? – уточнил я, выбираясь с заднего сиденья.
– Да – и к своей работе ближе, и безопасней считается, – кивнул Сергей. – Пошли, нас ждут.
Почему-то я ожидал каких-то особых мер безопасности, но ничего такого не было. Ни охраны на входе, ни телохранителей. Поднялись по добротным, тщательно очищенным от снега сходням, позвонили в дверь – и нам открыла молодая женщина в традиционном здесь прикиде, то есть в брюках со множеством карманов, крепких ботинках и толстом свитере, из-под которого немного высовывался край кобуры. Сергей назвал ее Наташей. Я почему-то сразу подумал, что расписной «жук» как раз ей и принадлежит.
Она показала нам, куда вешать верхнюю одежду, а на пистолеты на ремнях даже внимания не обратила. Ну может, и правильно – мы там все равно никого убивать не собирались. Ну и принимающей стороне честь делает: не параноик в стиле многих других власть имущих.
Из тесноватой и явно пристроенной позже прихожей мы вошли в просторный холл, скорее даже гостиную, отделанную сплошь светлым деревом, – самая престижная отделка из доступных по местной убогости. У дальней стены даже камин был, сложенный из круглых речных голышей, и в нем сейчас плясал небольшой огонек. По стенам головы всякого зверья развешаны – и медведь есть, и кабаны, и лось огромный, и волки. На дальней стене пяток винтовок – ничего особенного, наши трехлинейки и немецкие маузеры. И двустволка одна, в очень пышном исполнении: сплошное серебро.
– А что, уютненько, – одобрительно сказала Настя.
– Вы в столовую проходите, сейчас обедать будем, – сказала Наташа, показав на двустворчатую дверь справа. – Отец сейчас спустится, он там по телефону разговаривает, – добавила она, указав куда-то на потолок.
Столовая по стилю соответствовала гостиной – тоже сплошь дерево, которое, похоже, еще и прижимало к стенам дополнительный слой утеплителя. Иначе бы так тепло в этом просторном сооружении не было, невзирая на батареи и камины. Камин имелся и в столовой, но главным в ней был все же просторный, человек на двадцать, обеденный стол.