Двести лет вместе. Часть I. В дореволюционной России
Шрифт:
Никто из современников тогда не понимал, никто не видел в даль, какая здесь вырастала материальная, затем и духовная сила. И, конечно же, не понимал, не видел и сам Николай I. Он превышающе представлял себе и всесилие российской императорской власти, и успешность военно-административных методов.
Но он настойчиво желал и успехов в образовании евреев – для преодоления еврейской отчуждённости от основного населения, в которой и видел главную опасность. Ещё в 1831 он указывал «директорскому» комитету, что «в числе мер, могущих улучшить положение евреев, нужно обратить внимание на исправление их обучением… заведением фабрик, запрещением ранних браков, лучшим устройством кагалов… переменою одеяния» [355] . – А в 1840, при учреждении «Комитета для определения мер коренного преобразования евреев в России», одной из первых целей комитет видел: «Действовать на нравственное образование нового поколения евреев учреждением еврейских училищ в духе, противном нынешнему талмудическому учению» [356] .
355
Ю. Гессен*, т. 2, с. 77.
356
ЕЭ, т. 9, с. 689—690; Ю. Гессен, т. 2, с. 81.
Общеобразовательных школ хотели и все тогдашние еврейские прогрессисты (расходясь только: исключать ли Талмуд вовсе из плана преподавания – или в высших классах тех школ должен изучаться Талмуд «научно-освещённый и тем самым освобождённый от вредных наростов») [357] . – Тут как раз такую новосозданную в Риге еврейскую школу с общеобразовательной программой возглавил молодой выпускник мюнхенского университета Макс Лилиенталь. Он и жаждал деятельности по «насаждению просвещения среди русского еврейства». Он был в 1840 радушно принят в Петербурге министрами просвещения и внутренних дел, и для «Комитета преобразования евреев» составил проекты еврейской консистории и духовной семинарии – для подготовки раввинов и учителей «по общим, очищенным нравственным основаниям» в противность «закоснелым талмудистам»; однако, «прежде утверждения в главных началах веры, не дозволяется обучаться предметам светским». И министерский проект был изменён: увеличить число часов, назначенных для преподавания еврейских учебных предметов [358] . – Склонял Лилиенталь правительство и принять предупредительные меры против хасидов, но не нашёл поддержки: правительство «желало внешнего объединения враждебных между собою общественных элементов» в еврействе [359] . – Между тем Лилиенталю, с «изумительн[ым] успех[ом]» поставившему школу в Риге, было поручено министерством объехать губернии черты оседлости и через публичные собрания и встречи с еврейскими общественными деятелями содействовать целям просвещения. И поездка его внешне весьма удалась, как правило, он не встретил открытой враждебности и как будто успешно убеждал влиятельные слои еврейства. «Противники… реформы должны были… выказывать внешн[ее]» одобрение. Но скрытое сопротивление было, конечно, огромно. А когда сама школьная реформа началась-таки, Лилиенталь отказался от своей миссии. В 1844 он внезапно уехал в Соединённые Штаты, и навсегда. «Его отъезд из России… – если не бегство – окутан тайной» [360] .
357
Ю. Гессен, т. 2, с. 83.
358
Там же, с. 84; ЕЭ, т. 13, с. 47.
359
Ю. Гессен, т. 2, с. 85-86.
360
Там же, с. 84, 86-87.
Таким образом, при Николае I власти не только не мешали ассимиляции евреев, но звали в неё – однако массы, оставаясь под кагальным влиянием, опасаясь принудительных мер в области религии, – не шли.
Впрочем, школьная реформа своим чередом началась, с того же 1844, несмотря на крайний отпор руководящих кругов кагалов. (Хотя «при учреждении еврейских школ отнюдь не имелось в виду уменьшить число евреев в общеучебных заведениях; напротив, неоднократно указывалось, что общие школы должны быть, по-прежнему, открыты для евреев» [361] .) – Были учреждены два вида казённых еврейских училищ («по образцу австрийских элементарных училищ для евреев» [362] ): двухлетние, соответственные русским приходским, и четырёхлетние, соответственные уездным училищам. В них – только еврейские предметы преподавались педагогами еврейскими (и на иврите), а общие – русскими. (Как оценивает неистовый революционер Лев Дейч: «Венценосный изверг приказал обучать их[евреев] русской грамоте» [363] .) – Во главе этих школ долгие годы ставились христиане, лишь много спустя – и евреи.
361
ЕЭ, т. 13, с. 47-48.
362
ЕЭ, т. 3, с. 334.
363
Л. Дейч. Роль евреев в русском революционном движении, т. 1, 2-е изд., М.; Л.: ГИЗ, 1925, с. 11.
«Большинство еврейского населения, верное традиционному еврейству, узнав или угадывая тайную цель Уварова[министра просвещения], смотрело на просветительные меры правительства, как на один из видов гонений» [364] . (Уваров же, ища возможные пути сближения евреев с христианским населением через искоренение «предрассудков, внушаемых учениями Талмуда», хотел вовсе исключить его из образования, считая его кодексом антихристианским [365] .) – При неизменном недоверии к российской власти, ещё немало лет еврейское население отвращалось от этих школ, испытывало «школобоязнь»: «Подобно тому, как население уклонялось от рекрутчины, оно спасалось от школ, боясь отдавать детей в эти рассадники „свободомыслия“. Зажиточные еврейские семьи зачастую посылали в казённые училища вместо своих детей – чужих, из бедноты [366] . (Именно таким образом был сдан в казённую школу П. Б. Аксельрод; затем перешёл в гимназию, затем в политическую всеизвестность – как соратник Плеханова и Дейча по «Освобождению труда» [367] .) И если к 1855 только в «зарегистрированных» хедерах училось 70 тысяч еврейских детей – то в казённых училищах обоих разрядов всего 3 тысячи 200 [368] .
364
ЕЭ, т. 9, с. 111.
365
Ю. Гессен, т. 2, с. 85.
366
Там же, с. 120.
367
Дейч, с. 12-13.
368
И.М. Троцкий. Евреи в русской школе // КРЕ-1, с. 351—354.
Этот испуг перед гражданским образованием ещё долго сохранялся в еврействе. Так же Л. Дейч вспоминает, что и в 60-х годах, и не в каком захолустьи, а в Киеве: «Хорошо помню то время, когда мои соплеменники считали грехом учиться русскому языку» и лишь по необходимости допускали его «только в сношениях с… «гоями» [369] . – А. Г. Слиозберг вспоминает, что даже и в 70-е годы поступление в гимназию считалось предательством еврейской сущности, гимназический мундир был знак богоотступничества. – «Между евреями и христианами лежала пропасть, переступить которую могли только единичные евреи, и то лишь в крупных городах, где еврейское общественное мнение не сковывало личной воли в[такой] степени» [370] . – Учиться в русских университетах еврейская молодёжь не устремилась, хотя окончание их давало евреям, по рекрутскому закону 1827, пожизненное освобождение от воинской повинности. – Впрочем, Гессен оговаривается, что в «более состоятельных круг[ах]» русского еврейства возрастало «добровольное устремление… в общие учебные заведения» [371] .
369
Дейч, с. 10.
370
ЕЭ, т. 11, с. 713.
371
Ю. Гессен, т. 2, с. 122.
А ещё же: в казённых еврейских училищах «не только смотрители-христиане, но в большинстве случаев и учителя-евреи, преподававшие еврейские предметы на немецком языке, отнюдь не были на должной высоте». Поэтому «одновременно с учреждением казённых училищ было решено устроить высшую школу для подготовки учителей… создать кадры более образованных раввинов, которые и действовали бы в прогрессивном направлении на народную массу. Такие «раввинские училища» были учреждены в Вильне и Житомире (1847 г.)». – «При всех своих недостатках школы принесли известную пользу», – свидетельствует либерал Ю. И. Гессен, – «подрастающее поколение стало знакомиться с русской речью и с русской грамотой» [372] . – И революционер М. Кроль того же мнения, хотя и с непременным круговым осуждением правительства: «Как реакционны и враждебны евреям ни были законы Николая I-го о еврейских казённых начальных и раввинских училищах, – эти училища волей-неволей приобщали какую-то небольшую часть еврейских детей к светскому образованию». А «прозревшим» («маскилим») и презирающим теперь «суеверие масс» – «уходить[было] некуда», и они оставались среди своих чужаками. «И всё же это движение сыграло огромную роль в духовном пробуждении русского еврейства во второй половине XIX века». Но кто из маскилим и хотел просвещать еврейские массы – наталкивался на «озлобленное сопротивление фанатически верующих евреев, смотревших на светское просвещение, как на дьявольское наваждение» [373] .
372
Там же, с. 121.
373
М. Кроль. Национализм и ассимиляция в еврейской истории //[Сб.] Еврейский мир: Ежегодник на 1939 г. Париж: Объединение русско-еврейской интеллигенции, с. 188.
В 1850 была создана ещё такая надстройка: институт «учёных евреев», инспекторов-консультантов при попечителях учебных округов.
А из выпускников новозаведенных раввинских училищ с 1857 создалась должность «казённых раввинов», неохотно выбираемых своею общиной и подлежащих утверждению губернской властью. Однако их обязанности свелись) к административным: еврейские общины считали их невеждами в еврейских науках, традиционные же раввины сохранились как «духовные раввины», истинные [374] . (И многие из выпускников раввинских училищ, «не находя ни раввинских должностей, ни учительских», шли дальше учиться в университеты [375] , – уходили во врачи и адвокаты.)
374
КЕЭ, т. 4, с. 34; Б. – Ц. Динур. Религиозно-национальный облик русского еврейства // КРЕ-1, с. 314.
375
Ю. Гессен, т. 2, с. 179.
Николай I всё не терял своего напора регулировать внутреннюю жизнь еврейской общины. Кагал, который и раньше обладал огромной властью над общиной, ещё усилился от момента введения рекрутской повинности, получив право «отдавать в рекруты всякого еврея во всякое время за неисправность в податях, бродяжничество и другие беспорядки, нетерпимые в еврейском обществе», и этим правом он пользовался пристрастно, в пользу богатых. «Всё это приводило к возмущению масс заправилами кагала, создавало напряжённые отношения внутри общины, и стало одной из причин окончательного упадка кагала». – И вот в 1844 кагалы «были повсеместно упразднены и их функции переданы городским управам и ратушам» [376] , – то есть положение в еврейских городских общинах как бы подчинялось всегосударственному единообразию. Но и эта реформа не была докончена: сбор вечно-недоимочных, ускользающих податей и поставка рекрутов – переданы были опять же еврейской общине, чьи теперь «рекрутские старосты» и «сборщики» наследовали прежним кагальным старшинам. А метрические книги, а значит и учёт населения, остались в руках раввинов.
376
КЕЭ*, т. 4, с. 20-21.
Дальше правительство Николая I вмешалось в запутанный вопрос еврейских внутриобщинных сборов, главным образом «коробочного» (косвенный налог за употребление кошерного мяса). Распоряжением 1844 указывалось частично использовать коробочный сбор на покрытие казённых недоимок общины, на устройство еврейских школ и на пособия евреям, переходящим в земледелие [377] . – Но и тут возникла непредвиденная неуловимость: хотя евреи «облагались личной податью, наравне с мещанами-христианами», то есть налогом прямым, «еврейское население, благодаря коробочному сбору, оказалось как бы в льготных условиях в отношении способа уплаты подати». Теперь «евреи, не исключая зажиточных кругов, часто погашали путём раскладки, то есть личными взносами, лишь незначительную часть казённых сборов, остальную же часть подати обращали в недоимку» – и недоимки всё накоплялись, к середине 50-х годов превысили 8 миллионов рублей. И тогда последовало новое нервное высочайшее повеление: «за каждые две тысячи рублей» ещё новых недоимок брать «по одному взрослому рекруту» [378] .
377
Ю. Гессен, т. 2, с. 89-90.
378
ЕЭ, т. 12, с. 640.
В 1844 была предпринята ещё одна, энергичная и снова неудавшаяся, попытка выселения евреев из деревень.
Гессен образно пишет, что в российских «законах, долженствовавших нормировать жизнь евреев, слышится как бы крик отчаяния, что при всей своей власти правительство не может выкорчевать еврейское существование из недр русской жизни» [379] .
Нет, правителями России ещё никак не была осознана вся тяжесть и как будто даже нерешаемость огромного еврейского наследства, полученного в награду от разделов Польши: что же делать с этим стремительно растущим и самоупорным организмом в российском государственном теле? Они не находили уверенных решений и тем более не могли провидеть вдаль. Накатывались одна за другой энергичнейшие меры Николая I – а положение как будто только осложнялось.
379
Ю. Гессен, т. 2, с. 19.