Двести лет вместе. Часть первая. В дореволюционной России
Шрифт:
В начале XX века Жаботинский писал: «Когда еврей воспринимает чужую культуру… нельзя полагаться на глубину и прочность этого превращения. Ассимилированный еврей не выдерживает первого натиска, отдаёт "воспринятую" культуру без всякого сопротивления, как только убедится, что её господство прошло… он не может служить опорою для этой культуры». И приводит яркий пример: как в онемеченной Австро-Венгрии – по мере роста чешской, венгерской, польской культур – онемеченные евреи переделывались под новорастущее. Тут «дело в каких-то объективных моментах, которые создают действительную, кровную связь между человеком и его культурой, рождённой его предками» [27] . И, конечно же, наблюдение – верное; хотя «объективные моменты» – суховато сказано. (Жаботинский не только резко выступал против ассимиляции, он высказывал настойчивое предостережение евреям, чтоб они не кинулись делать русскую политику, литературу и искусство: что через годы – русские неизбежно отмахнутся от этих услуг [28] .)
27
Вл.
28
Он же. Четыре статьи о "чириковском инциденте" (1909) // Там же, с. 76.
Нестойкость ассимиляции мы видим на многих примерах – как массовых, так и индивидуальных, как в Европе, так и в России, и прежде, и до самого последнего времени.
Казалось бы: Бенджамин Дизраэли, сын религиозно-индифферентного отца, в отрочестве крещённый, и не просто вжившийся в английскую жизнь, но ставший символом Британской империи. – а о чём же он мечтает на досуге, отдаваясь страсти писать романы? – об исключительных заслугах и мессианстве еврейства, с горячей любовью к Палестине и мечтами о восстановлении израильского отечества [29] .
29
Еврейская Энциклопедия в 16 т. СПб.: Общество для Научных Еврейских Изданий и Изд-во Брокгауз-Ефрон, 1906-1913, т. 4, с. 560, 566-568.
А Гершензон? Видный историк русской культуры, пушкинист, даже бранили его за «славянофильство», – а вот, пишет к концу жизни: «С детства приобщённый к европейской культуре, я глубоко впитал в себя её дух… и люблю искренно многое в ней… Но в глубине сознания я живу иначе. Уже много лет настойчиво и неумолчно звучит мне оттуда тайный голос: не то, не то! Какая-то другая воля во мне с тоской отвращается от культуры, от всего, что делается и говорится вокруг… Я живу, подобно чужеземцу, освоившемуся в чужой стране; любим туземцами и сам их люблю, ревностно тружусь для их блага… но и знаю себя чужим, тайно грущу о полях моей родины» [30] .
30
Вячеслав Иванов и М.О. Гершензон. Переписка из двух углов. Пг.: Алконост, 1921, с. 60, 61.
Как раз после этого признания Гершензона уместно напомнить соображение, которого уже от первых страниц требует эта глава: что в «ассимиляции», очевидно, следует различать ассимиляцию гражданско-бытовую, когда ассимилированный полноценно входит в самый поток жизни и интересов туземного народа (в этом смысле, вероятно, подавляющее большинство евреев России, Европы и Америки назвали бы себя сегодня ассимилированными), ассимиляцию культурную и – безостаточную ассимиляцию в глубинах духа, которая осуществляется значительно реже, но бывает и она. Третий случай – более сложный и не вытекает из первых двух. (Так «Переписка из двух углов» Вячеслава Иванова и М.О. Гершензона, эта «маленькая книжка огромной важности», являет, по мнению критика, «доказательства неполноты духовной ассимиляции еврея, даже в случае его очевидной культурной ассимиляции» [31] .)
31
О. Рапопорт. Симптомы одной болезни // "22", 1978, № 1, с. 123.
Вот – революционер в молодости, а после революции «обращённый» эмигрант, восхищается, как чудом: что русские евреи и в новых странах эмиграции проявили «огромный запас национальной энергии» и строили «свою самобытную еврейскую культуру». Даже в Лондоне: свои школы на идише, свои общественные организации, своя прочная экономическая база; не слились с английской жизнью, а лишь приспособились к её требованиям – и подкрепили собой исконно-английских евреев. (У которых – и свой Британский Совет евреев, и понятие «еврейской общины Великобритании», – это в Англии, где ассимиляцию считают чуть ли не завершённой.) И – то же наблюдает он во Франции. И уж особенно «изумительный подвиг» – в Соединённых Штатах [32] .
32
М. Кроль. Национализм и ассимиляция в еврейской истории // Еврейский мир: Ежегодник на 1939 г. Париж: Объединение русско-еврейской интеллигенции, с. 191-193.
Ещё же – неизменная, надёжная, безотказная еврейская взаимоподдержка – замечательная способность, сохраняющая еврейский народ. Но от неё-то – уж тем более нестойкость ассимиляции.
Не только с укреплением сионизма, но от самого хода XX века еврейство получало импульсы отшатнуться от ассимиляции.
Убеждённый сионист Макс Брод писал в 1939, в самый канун Второй Мировой войны: «В дни куда менее развитой государственности XIX века ещё можно было выдвигать теорию ассимиляции», но «эта теория потеряла всякий смысл в эпоху, когда народы всё твёрже сплачиваются»; «нас, евреев, неминуемо раздавят народы, воспылавшие воинственным духом национализма, если мы сами не подумаем о себе и не отступим заблаговременно» [33] .
33
Макс Брод. Любовь на расстоянии // Время и мы: Международный журнал литературы и общественных проблем. Тель-Авив, 1976, № 11, с. 198-199.
Весьма сурово высказался Мартин Бубер (1941): «До сих пор нашего существования хватало лишь на то, чтобы сотрясать троны идолов, но не на то, чтобы воздвигать трон Господень. Именно в силу этого наше существование среди народов столь таинственно. Мы претендуем на то, чтобы научить абсолюту, но в действительности мы лишь говорим "нет" другим народам, или, пожалуй, мы сами являем собою такое отрицание и ничего больше. Вот почему мы стали кошмаром наций» [34] .
34
Мартин Бубер. Национальные боги и Бог Израиля // ВМ, Тель-Авив, 1976, № 4, с. 117.
А дальше – через еврейскую историю прошли две глубокие борозды: Катастрофа – и вслед за ней создание Израиля. И они бросили ещё новый, резчайший свет – на проблему ассимиляции.
Выводы для еврейства всего мира от создания государства Израиль тогда же продумал и отчётливо сформулировал Артур Кестлер в своей книге «Обетование и претворение: Палестина 1917-49» и статье «Иуда на перепутье».
В молодости ревностный сионист, в 1926 уехавший из Вены в палестинский кибуц, затем несколько лет в Иерусалиме журналист, ведущий постоянную колонку на иврите в газете Жаботинского, и корреспондент ряда немецких газет, он теперь писал: «Если исключить из еврейской религии мистическую тоску о возвращении на Землю Обетованную, то исчезнет сама основа и суть этой религии». И вот «подавляющая часть еврейских молитв, ритуалов и символов потеряли смысл со дня восстановления еврейского государства… Бог Израиля выполнил договор, вернул землю Ханаан семени Авраамову… Если же [верующий еврей] отказывается выполнить предписание вернуться в страну предков, то он нарушает договор и… предаёт себя анафеме и исключению из рядов еврейства». А для категории евреев, «нечётких» в религии, – непонятно, зачем нести жертвы для сохранения «еврейских ценностей», не вписанных в религиозную доктрину. «Религия теряет всякий смысл, если вы продолжаете молиться о возвращении в Сион даже тогда, когда вы твёрдо решили туда не ехать». – Да, выбор – болезненный, но «выбор должен быть сделан немедленно, и это – ради следующего поколения… Хочу ли я переехать в Израиль? Если же не хочу, то какое же я имею право называть себя и впредь евреем и наложить этим на своих детей клеймо обособленности?»; «весь мир будет искренне приветствовать ассимиляцию евреев», и, поколения с третьего, «еврейский вопрос постепенно исчезнет» [35] .
35
Артур Кестлер. Иуда на перепутье // Время и мы: Международный журнал литературы и общественных проблем. Тель-Авив, 1978, № 33, с. 104-107, 110.
Лондонская еврейская газета (Jewish Chronicle) возражает Кестлеру: а может быть, «для еврея диаспоры гораздо лучше, гораздо разумнее и достойнее продолжать жить, как и до этого, но в то же время помогать строить государство Израиль?» – Кестлер непреклонен: то есть «они хотят одновременно и сохранить пирог целым и полакомиться им. Это – гибельный путь» [36] .
Но, возражает ему газета, ведь все предыдущие попытки ассимиляции всегда кончались неудачей; отчего же теперь будет по-иному? – А потому что «все попытки ассимилироваться, предпринятые до сих пор, были половинчаты, основанные на неверной предпосылке, будто евреи смогут стать полноценными сыновьями народа-хозяина, сохраняя в то же время свою религию и оставаясь "избранным народом"». Однако «этническая ассимиляция невозможна при сохранении иудейской веры; иудейская, же вера рушится при этнической ассимиляции. Еврейская религия увековечивает национальную обособленность – и от этого факта никуда не денешься». – Итак: «до возрождения Израиля отречение от еврейства было равносильно отказу в солидарности гонимым и могло рассматриваться как трусливая капитуляция». Но «теперь речь идёт не о капитуляции, а о свободном выборе» [37] .
36
Артур Кестлер. Иуда на перепутье // Время и мы: Международный журнал литературы и общественных проблем. Тель-Авив, 1978, № 33, с. 112.
37
Артур Кестлер. Иуда на перепутье // Время и мы: Международный журнал литературы и общественных проблем. Тель-Авив, 1978, № 33, с. 117, 126.
И вот, евреям диаспоры Кестлер предложил жёсткий выбор: «либо стать израильтянами, либо перестать быть евреями. Сам он избрал второе» [38] . (Нечего и говорить, что в диаспоре выводы Кестлера были встречены по большей части бурно-критически.)
Но те, кто избрали первое, граждане государства Израиль, – получив новую опору, от неё приобрели и новый взгляд на эту всевечную проблему. Вот, современный израильский автор резко пишет: «Галутный еврей – безнравственное существо. Он пользуется всеми благами приютившей его страны, в то же время не отождествляясь с ней полностью»; «эти люди требуют для себя статуса, какого не имеет ни один народ в мире, – чтобы им разрешено было иметь две родины: одну, в которой они живут, и другую, в которой "живёт их сердце". И после этого они ещё удивляются, что их ненавидят!» [39]
38
В. Богуславский. Галуту – с надеждой // "22", 1985, № 40, с. 135.
39
А.-Б. Иошуа. Голос писателя // "22", 1982, № 27, с. 159.