Двести веков сомнений (Ралион 6)
Шрифт:
Поверх кого-то, укрытого с головой. Клеммен предпочёл не присматриваться к очертаниям свернувшейся калачиком фигуры. Вдруг покажется, что шевелится?
Стоило отойти от страшной ширмы на десяток шагов, как стало понятно, что всё это – бутафория. Весь Дом был одним огромным театром, в котором всё было на грани настоящего. Но здесь Клеммену было спокойнее всего. Отчего – непонятно.
Возможно, оттого, что здесь практически не ощущался взгляд Дома.
Да и воздух был чист; ни затхлости, ни запаха склепа. Словно не было толстого слоя пыли, словно здесь были окна, распахнутые
По словам Д., раньше, до того, как здесь возник оазис, здесь обитали отшельники. Жило их здесь не менее десятка, с большими перерывами, и все необычайно почитали ближайшие окрестности того холма, на котором воздвигнут Паррантин. Отчего это?
Клеммен медленно встал. Ему почудились чьи-то голоса. Из-за двери, в которую он не так давно вошёл.
Стараясь не вздымать пыль в воздух, юноша медленно подобрался к двери и замер, вслушиваясь.
Два голоса. Приближающиеся. Ни один ему не был известен. Оба принадлежат мужчинам… хотя нет, второй – не Человек, а Ольт. Подслушивать некрасиво, но…
– …Самый страшный – первый…
– …Как ты сумел отыскать?
– …Всё это ерунда. Чем больше стараешься закрыться, тем сильнее иллюзия…
И – совсем близко:
– Здесь. Давай, посмотрим…
Скрип двери. Клеммен вжался в косяк.
Дверь не открылась. И это – иллюзия. Эхо. Но Клеммен готов был поклясться, что ощутил движение воздуха.
Внезапно комната показалась мрачным местом, где стаями водятся привидения. С трудом сдерживая крик ужаса, Клеммен распахнул дверь и выбежал наружу. Закрыл дверь за собой, прижался к ней, тяжело дыша…
…– Есть сигнал! – воскликнул Д. в этот момент. – Смотрите! Сорок пять метров! Он где-то рядом. Клеммен! – гаркнул он. – Стой на месте! Никуда не уходи!
И побежал, следуя прихотливым изгибам коридора.
Ольт бежал следом.
Но Клеммен ничего не услышал.
…Перепугался я, откровенно говоря, насмерть. Словно кто-то увидел меня и дал понять, что я тут никому не нужен. Что я лишний в этой комнате… Что должен убираться вон.
Стоял я, стоял, и вдруг слышу другой разговор. Тихий такой. На этот раз голос один. Похоже, читает вслух. Я тихо-тихо оглянулся – никого не видно – и пошёл в сторону голоса.
Жутко здесь. Половина коридоров тёмная, длинная, со множеством поворотов. Это какие же нужно нервы иметь, чтобы вернуться назад, со всеми болтиками на прежних местах?! А ведь Дом неактивный, «спящий». Представляю, каково здесь, когда Дом «бодрствует».
Крался я к повороту, откуда голос доносился, и думал – куда Д. запропастился? Когда он так нужен…
Скорее всего, проверяет мою самостоятельность. Прежде-то он едва не по пятам за мной ходил. Даже неловко было…
– Что за чудеса? – опешил Д., едва они выбежали к Т-образной развилке. – Только что был его след! Эиронтаи, вы слышали?
– И слышал, и видел, – ольт сжимал в правой руке небольшой трезубец из прозрачного голубоватого камня. – Здесь стоял… постоял и пошёл. Похоже, внутрь заходил.
– Внутрь? – Д. взялся за ручку двери. – Посмотрим.
– Ненгор, – ольт казался не на шутку встревоженным. – Осторожно, это одна из живых комнат… её невозможно усыпить.
Но Д. был уже внутри. Он не заметил, что вековая пыль потревожена чьими-то шагами. Никто не заметил бы, потому что пыль успела улечься, как и прежде. Как и Клеммен, Д. сразу же подошёл к ширме и вздрогнул, увидев очертания тела под одеялом. Замер, прислушиваясь и привыкая к ощущениям.
Музыка.
Едва заметная. Призрачная, как свет гнилушки в темноте. Нельзя заметить, если вслушиваешься – только если не напрягать слух. Занятно! Есть такая штука – боковое зрение. Как насчёт бокового слуха? А? Стоило сосредоточиться на самом себе, как музыка вновь коснулась сознания. Страшная музыка, призрак гениального сочинения, раз услышишь – невозможно забыть. Холодом потянуло по комнате.
Силуэт под одеялом пошевелился. Крохотный комок пыли сорвался с покрывала и бесшумно соединился с пыльным сугробом, окружавшим кровать.
Скрипнула, закрываясь, дверь.
И на Д. накатил страх. Подавляющий, чёрный, от которого лишь одно спасение – бежать как можно дальше, не оглядываясь. Дверь казалась бесконечно далёкой. Вновь шевельнулось что-то под слоем пыли и паутины, отвратительный клацающий звук донёсся из-под покрывала. Музыка становилась всё громче.
Д. словно окатило кипятком. Наваждение схлынуло разом; рядом оказался ольт. Миг спустя Д. обрёл способность слушать.
– …отсюда, – Эиронтаи указывал на дверь. – Вам опасно здесь находиться. Скорее, надолго я его не удержу.
С трудом переставляя негнущиеся ноги, Д. вышел в благословенный полумрак коридора и, как и Клеммен, прислонился спиной к закрытой двери.
– Одна из самых опасных комнат, – заметил смотритель. – Не стоило рисковать.
– Вы правы, – Д. с трудом сглотнул и немалым усилием воли вернул самообладание. – Так… чтоб мне лопнуть! Он снова здесь!
– Поосторожней с такими пожеланиями, – отозвался смотритель, обводя пространство вокруг себя трезубцем, – Зачем искушать судьбу?.. – он указал ладонью направление. – Там. Великие силы… их там двое!
Д. молча ринулся в указанном направлении. Интересно, смотритель говорил серьёзно насчёт комнат, способных исполнять подобные «пожелания»? Может быть, потерявшийся сказал что-нибудь наподобие «чтоб мне провалиться»?
Дом явно шутил со мной. Голоса раздавались то позади, то впереди. Иногда казалось, что я оглох – настолько неожиданно они обрывались. Были места, где не мог раздаться ни один звук.
Я не заметил, как попал в длинный каменный коридор, пропахший сыростью. Судя по плану, один из окружных путей. Длинный, но соединяющийся в кольцо. Для тех, кто отчаялся блуждать по переходам. Ставить знаки на стенах бессмысленно: Дом обожает переставлять их.