Двое из будущего. 1904-...
Шрифт:
— Неть, руськи, неть! Неть!
Рощаковский лупил его, войдя в раж, почти ласково приговаривал:
— Да, сука желтопузая, да! Будешь ты у меня батюшку Императора слушаться, будешь!
А японцы все прибывали. Подходили новые шлюпки, и новый десант, словно горох, высыпал на палубу, теснил нашего брата. На Рощаковского сверху спрыгнуло сразу несколько японцев. Двоих он сокрушительными ударами свалил в воду, а остальные, навалившись, подмяли его под себя и вытолкали из шлюпки вон. Раздался всплеск, на мгновение лейтенант скрылся под черной водой, но затем вынырнул и снова попытался забраться в шлюпку. Но его отогнали прикладами. Тогда он мощными гребками поплыл к корме, в надежде с той
Меня тоже одолевали японцы. Их было четверо и они были с оружием. Сняли винтовки с примкнутыми штыками и пошли на меня стеной. Не стреляли, видимо желая взять живьем. На палубе было узко, и они скорее мешали друг другу, толкались локтями. Я испытывать судьбу не стал, начал отступать, ища место, где можно будет спрятаться от пуль. Нашел такое, свернул за угол какой-то палубной надстройки и уже оттуда, рванув из потайной кобуры пистолет, открыл по наступающим огонь. Один японец рухнул, другой присел, бросая оружие из раненой руки, другие же, не сговариваясь, открыли огонь. Надстройка защитила, да и стрелки они были неважные, пули, свирепо прожужжав, прошли мимо.
Свалка шла по всему миноносцу. Наши дрались отчаянно, крушили головы и выбивали зубы тяжелыми предметами и по-крестьянски разбивали носы кулаками. Швыряли тщедушные тела за борт и приходили на помощь своим сослуживцам. Мы бы отстояли корабль при равных количествах, даже с учетом того, что у нас не было огнестрельного оружия. Но японцы все прибывали и прибывали и уже совсем скоро нас стали давить численно. Нас не убивали, места для того чтобы вскинуть ружье не было, но и не щадили. Крушили нас прикладами, когда было можно кололи штыками. Изредка слышались сухие револьверные плевки.
С кормы стал выползать злой Рощаковский. Вытягивал свое тело на палубу, матерясь как последний кочегар, выбирая себе будущую жертву. Его заметили, стали стрелять. Пули проходили мимо, не пугая лейтенанта, а лишь приводя его в еще большую степень остервенения. Лицо его исказила гримаса и он стал похож на берсерка. Он уже почти перекинулся через леера, но тут одна пуля с чавканьем влепилась в уже раненную ногу, и лейтенант сорвался обратно в черную воду.
На меня наседали. Те стрелки, что пытались достать, побоялись лезть на рожон. Отстрелив несколько патронов, они передернули затворы и взяли угол на прицел. И медленно-медленно стали подходить. Но я на них уже не обращал внимания, в этот момент я уже валялся на палубе, крошил рукоятью пистолета чьи-то кривые зубы и сам получал по затылку сокрушительные удары. Моя голова звенела, трещала, каждый удар, словно церковный набат сотрясал самый последний нерв в мозгу, но я каким-то чудом умудрялся не терять сознание. Добил того, что был подо мною и, упав в сторону, увел голову из-под очередного удара тяжелого кулака. И увидев своего обидчика, вскинул пистолет и выпустил в него две последние пули. Теперь пистолет как оружие стал бесполезен, теперь он стал всего лишь массивным кастетом. И потому встав, и зло сплюнув на палубу, я выбрал в общей сваре того, что был ближе, и вмазал ему по бритому затылку, рассекая кожу надвое, оголяя белый череп. Тело мешком упало под ноги.
И тут в недрах «Решительного» раздался мощный взрыв. Те, что были на носу корабля, не устояли и упали на палубу. А вскоре и следующий взрыв содрогнул корпус и вода стала быстро затапливать носовые отсеки. Люди поняли, что миноносец обречен и более бороться за его жизнь не имело смысла. И тогда уже и наши моряки и японские сиганули в воду. Кто-то, бросив оружие, ушел с головой в непроглядную глубину, а кто-то кому повезло, прыгнул в рядом стоящие шлюпки. И уже в шлюпках борьба разгорелась с новой силой.
Я тоже прыгнул. Ушел под воду на глубину, потом свечкой взлетел на поверхность.
— Жив? — не глядя, спросил я матроса, что отходил от побоев.
— Жив….
— Тогда поднимайся, наших будем спасать.
Как бы ему не было больно, как бы не застилала его глаза набегающая с рассеченной брови кровь, но он беспрекословно сел за весла и, оттолкнув шлюпку от погибающего миноносца, мастерски развернул шлюпку и пошел по головам. Иногда специально, когда появлялась такая возможность, глушил веслом иноземные головы, не позволял им приблизиться.
Вскоре я затащил одного матроса, потом второго. Они также сели за весла и дело пошло веселей. Минут десять мы ходили вокруг «Решительного», спасали православных. Рядом ходила шлюпки полные японцев. Те повторяли за нами, подбирали своих, отталкивая веслами наших матросов.
Всех мы взять в шлюпку не смогли. Она вскоре набилась до отказа и потому пришлось грести к берегу. Там сошла основная масса матросов, там же остался и я. Те же кто не был ранен и был в силах, взялись за весла и пошли спасать остальных. Но как оказалось позже, идти им в сторону «Решительного» был уже не зачем. Там вовсю трудились китайские шлюпки и джонки. Те ходили по воде, вытаскивая всех подряд.
Весь Чифу поднялся от прокатившегося над рейдом мощного взрыва. Кто-то высыпал на берег поглазеть, кто-то забегал туда-сюда. Появилось много иностранцев, высматривающих детали происходящего. Наш «Решительный» после подрыва так и не затонул. Зачерпнув носом воду, погрузившись им и обнажив ходовые винты, он все же остался на плаву. И с берега было неплохо видно, что к нему подошли японские корабли.
Позже я узнал, что дважды раненый в ногу Рощаковский отплыл от стремительно погружающегося миноносца и попытался спастись на какой-то китайской джонке. Но там рыбаки его испугались и, шлепая по воде бамбуковыми шестами, от себя отогнали. Спустя какое-то время его подобрал катер, спущенный с китайского крейсера. Там ему оказали первую помощь, провели небольшой допрос и утром отправили на берег в госпиталь при католической миссии.
Следующий днем город гудел словно встревоженный улей. Все разговоры только и шли о неслыханной японской наглости. И многие иностранцы, что здесь обитали, стали вдруг проявлять симпатию к нашим морякам, осуждая вероломство азиатского противника. Всем стало в какой-то миг понятно, что все это стремление японцев выглядеть по-европейски, это всего лишь мишура, обманка. Варварская сущность, азиатская хитрость и настоящее отношение к международным законам стала вдруг всем очевидна. Журналисты, что толпою ходили по городу, ища свидетелей и участников происшествия, молниями слали телеграммы по миру, где в красках описывали коварство японского командования и храбрость наших моряков.
На рассвете, когда все более или менее пришло в норму, я отправился в гостиницу, благо та была под боком. Там я скинул с себя мокрое и отдал на стирку, сушку и глажку. А так как запасного белья кроме нижнего я с собою не взял, то и вышло, что я временно оказался заперт в собственном номере. Здесь-то меня и нашел переполошенный Петро, без стука ворвавшись в дверь. Увидел меня спокойно сидящего в халате и попивающего крепкий кофе, и успокоено выдохнул:
— Ну, слава богу, с вами все в порядке. А то мне понарассказали небылиц.