Двое из будущего

Казакевич Максим Валерьевич

Попов был Аней прощен. Обозван еще раз "дураком", был стукнутым крепким кулачком по спине и прощен. А потом мы два часа гоняли чаи с пирожными и конфетами и обговаривали место и время бракосочетания. Долго выбирали дату, затем обсуждали церковь, где должно было состоятся венчание, обсуждали гостей. Я, как и следовало ожидать, ничем в этом обсуждении помочь не смог, да и Мишка тоже. Потому, почти все вопросы решила Анна Павловна, задавив своим внутрисемейным авторитетом кузена. Попов лишь раз за разом пытался настоять, что хорошо бы было обвенчаться в старой церкви, что стояла в Иваново-Вознесенске. Ведь именно там и венчались все их родственники.

Но будущая невеста в этом вопросе была настроена решительно и загубила эту идею на корню. Я тоже удивился идеи Попова - где мы и где Иваново? А само венчание назначили на послерождественнские дни. Для меня, как выходца из другой, более скоротечной эпохи, это была слишком далекая дата, но сама Аня, как и ее кузен, воспринимали такие сроки вполне естественно. Ведь столько надо было подготовить. Как раз ко дню венчания Мишка попытается закончить капитальный ремонт в собственном доме, чтобы, как говорится, с новой семьей да в новый дом.

В середине июля ко мне в кабинет, что был при заводе, ворвался возбужденный Мендельсон. Ворвался без стука в тот момент, когда я наливал себе в кружку кипяток из самовара, сильно рванув на себя дверь, влетел в помещение и, весело подпрыгивая, заорал:

– Подписал, Василий Иванович, подписал!

Он тряс перед моим носом какими-то бумагами, подпрыгивал от давно ожидаемого радостного события, поправлял пытающие свалиться с носа новые очки. Русые кудри на челке, что выбились из-под котелка, тряслись в унисон с прыжками хозяина.

– Тише, тише, Яков Андреевич, - осадил я его, хватая за плечи.
– Что случилось? Кто и что подписал?

– Подписал, Василий Иванович, - не унимался Мендельсон, и снова потряс передо мной листом плотной бумаги.
– Министр подписал нам привелегии!

– Неужели?
– охнул я. И выхватил из рук юриста драгоценный документ. Вчитался нетерпеливо. Да, это были привилегии на наши изобретения.
– Слава богу! Почти год ждали.

– Да-да, почти год. Ну, теперь-то мы дадим жару этим полякам! Заставим их купить у нас лицензию на производство.

Я улыбнулся. Поляки оказались ушлыми ребятами. Они очень быстро внедрили в производство нашу канцелярскую кнопку и стали выдавать на гора очень большие объемы. И по слухам, они сейчас пытались наладить производство нашей скрепки. Мишка с Мендельсоном однажды попытались поговорить с ними, пояснив, что в будущем им придется либо свернуть все производство, либо платить нам как владельцам привилегий лицензионные отчисления. Но поляки лишь, посмеиваясь, покачали головами, поусмехались в усы и дали нам понять, что и дальше будут работать, никому и ничего не платя. Видели они нас и наши привилегии в одном неприличном месте. Мендельсон после этого разговора целую неделю ругался и грозил навести там порядок, едва только патенты будут получены. И вот сейчас, он возбужденный скакал по кабинету и грозил кулаком варшавским панам.

– Я им покажу! Они у меня за все заплатят!

– Тише, Яков Андреевич, успокойся. Заплатят они, обязательно заплатят, только не надо мне тут кабинет разносить.

– Извините, - несколько остыл он, поднимая с пола опрокинутый им в порыве праведного гнева стул.
– Я столько этого ждал, еле дотерпел. А Михаил Дмитриевич в столице?

– Нет, в Москве. Через неделю обещал вернуться.

– Какая жалость, - огорчился наш главный юрист.
– Ждать целую неделю! Это будет невыносимо.

– А зачем тебе нужен Козинцев?- спросил я,

удивляясь.

– Как?! Он обещал вместе со мной этих панов прижучить.

– А зачем его ждать? Езжай один и все сам сделай.

– Да, но....

– Насколько я помню, в Польше сейчас заправляет князь Имеретинский, да?

– Вроде бы.... Генерал-губернатор светлейший князь Александр Константинович. Но, насколько я помню из газет, он обещал покровительство полякам, обещал заботиться об их нуждах, и я не уверен....

– Все же надо добиться своего,- настоял я.
– Поляки, понятное дело, откажутся платить за лицензию, но ты тогда пойди по инстанциям. Понимаю, будет долго и нудно, но это необходимо сделать. Можно и к князю с просьбой обратиться, не забыв отблагодарить. Он хоть и заботится о поляках, но в первую очередь, я думаю, он русский патриот и в этом споре наверняка встанет на нашу сторону. В конце концов, у нас документ, наделяющий нас правами, а паны нас обворовывают. Яков Андреич, чего ты боишься? Ты же проделал такой сложный и долгий путь, чтобы запатентовать наши изобретения, в Японии бюро на уши поставил и не побоялся, а когда пришла пора требовать оплаты, ты почему-то сдулся. Что случилось?

Мендельсон отрицательно мотнул головой.

– Нет, что вы, Василий Иванович, я ни в коем разе не пошел на попятную. Просто, Михаил Дмитриевич лично просил меня без него разборки не наводить. Он сказал, что сам хочет поехать на "стрелку".

Я ухмыльнулся. Конечно же, значения этого слова в этой эпохе никто не знал, что, однако ж, не мешало людям интуитивно догадываться. И иногда слова и фразы из будущего здесь приживались. Вот, например, как сейчас.

– Яков Андреич, - упрекнул я юриста, - не повторяйте дурные слова за Козинцевым. Вам это не идет, да и вообще, не стоит портить великий и могучий всяким мусором.

Мендельсон мелко закивал, соглашаясь, но, видно было по роже, что моему совету он не последует. И в качестве доказательства моей догадки, он присел на поднятый стул, облокотился локтями о край стола и вкрадчиво спросил:

– Василий Иванович, может вы мне скажете, что значить "трахнуть"?

Я поперхнулся горячим чаем, что отпивал из кружки, обжегся, пролил на крахмальные сорочку несколько капель, безнадежно ее испачкав. С неудовольствием посмотрел на юриста.

– Что за вопрос такой, Яков Андреич?
– спросил я у него с раздражением.

– Нет, я, конечно понимаю, что трахнуть - это ударить, но Сергей Сергеич мне рассказал как его огрела поленом кузина и обещала еще им же трахнуть Михаила Дмитриевича. Но вы тогда засмеялись, и тогда он понял, что вы подразумеваете под этим словом что-то другое. Мы с Сергей Сергеичем долго подбирали варианты, что же это могло значить, но так ни к чему и не пришли. Вот и решил я у вас спросить, а то мы поспорили на десять рублей, чей вариант вернее. Может, скажете?

– И какие же варианты были?
– с интересом спросил я.

– Ну, "ударить" уже не катит, - уверенно стал рассуждать он, снова вставив измененное словечко из будущего.
– Может "уронить"? Нет? "Кинуть"? А что же?

Я сидел и с улыбкой смотрел на жаждущего откровения Мендельсона. Он беспрестанно поправлял сползающие с носа очки и как преданный щенок заглядывал мне в глаза. И тогда я объяснил ему значение этой фразы одним емким словом, прошедшим сквозь века, у которого не может быть иного толкования. Мендельсон задумался, усваивая новый смысл, а затем высказался многозначительно: