Двое из будущего
Шрифт:
На входе меня встретили, выспросили причину визита, а затем проводили до невзрачного кабинета с толстой дверью. Провели вовнутрь, усадили на жесткий стул перед пустым столом и приказали ждать. И пока я ждал - осмотрелся.
Кабинет был обычен для своего времени. Одно большое окно, высокие потолки, гипсовая лепнина и свечные канделябры на стенах. Несколько массивных столов, за которыми восседали служащие, кипы бумаг у них перед носами, скрип дешевых перьевых ручек, что царапали и рвали бумагу, и раздражающий запах бумажной пыли. Что заметил - у каждого на столе были наши скрепки. Этот факт
Наконец, объявился хозяин моего стола. Мужчина средних лет с одутловатым, красного цвета лицом выпивохи и с мясистым шмыгающим носом. Пройдя мимо меня, он плюхнулся на свой стул, бросил на стол головной убор. Поерзал, поудобнее устраиваясь, болезненно шмыгнул и, безо всяких любезностей, сразу обратился ко мне с требованием.
– Паспортную книжку.
Я безропотно протянул ему документ. Чиновник взял его в руки и, до боли мне знакомыми движениями, стал начальственно, слюнявя указательный палец, листать страницы. Дошел до последней, удовлетворился увиденными и отложил документ в сторону. А затем, достав чистый лист бумаги и обмакнув перо в чернила, принялся за сам допрос.
– Фамилия, имя, отчество?
– Рыбалко Василий Иванович.
Он старательно записал мой ответ.
– Дата рождения и место?
– Одна тысяча восемьсот семьдесят первый, двадцать седьмого марта. Город Верхнеудинск, Забайкальской области.
– Вероисповедание?
– Православный.
И это было записано с угрюмым молчанием. После этого он откинулся на спинку стула, устало вздохнул.
– Ну-с, Василий Иванович, давайте рассказывайте.
Ну я и рассказал. Все как есть без утайки. Рассказал про свои нововведения на заводе, про свои "заигрывания" с рабочими, про ультиматум Баринцева, про наш конфликт. Чего мне стесняться, зачем врать? Я чувствовал себя правым и знал, что ничего предосудительного не сделал. Баринцева за лацкан пиджака оттаскал - это да. Но и только. А мои нововведения на заводе это моя забота и моя головная боль и никого они не должны касаться.
Дознаватель меня внимательно слушал, быстро записывал мои показания, иногда задавал уточняющие вопросы. Он не высказывал никакого интереса к моей особе, просто делал свою работу. Я подробно рассказывал, он обстоятельно все записывал. Наконец, когда моя история закончилась, он отложил перо в сторону, сцепил вместе пальцы рук и, подавшись вперед, спросил?
– Это все?
– Да, - с чистой совестью ответил я.
– Вы ничего не забыли мне сообщить?
– Н-нет, - ответил я пару секунд спустя, заново вспоминая ход конфликта.
– Что ж, - усмехнувшись, сказал он и жестом фокусника достал из ящика стола пухлую папку, а из нее несколько исписанных листов.
– А вот по показаниям господина Баринцев, помимо того, что он был прилюдно оскорблен и унижен, вы отобрали его портфель с важными документами, а также несколько раз сильно ударили. А также пообещали организовать на его предприятии профсоюз и поднять рабочих на стачку. Несколько человек могут подтвердить его показания. Как вы можете это объяснить?
Я только ахнул. Такой наглой лжи я не ожидал. Знал, что этот великовозрастный гаденыш будет юлить и спихивать всю свою вину на меня, но
– Да вы с ума сошли!
– возмутился я.
– Он нагло врет!
– То есть про союз рабочих он говорил неправду? Вы такого не говорили?
– Конечно же, не говорил, он врет! Ничего я не обещал ему устроить. Я предостерег его о том, что его рабочие сами поднимутся, если он и дальше будет их зажимать и штрафовать. У людей просто терпение кончится, и они сами устроят стачку.
– Ага, значит так ему и сказали?
– Да, так и сказал. Я не обещал ему ничего устраивать. Зачем мне это?
– Хорошо, - кивнул он и, взявшись за перо, дописал мои показания.
– А что насчет портфеля? Вы его отбирали?
– Да больно нужен был мне его портфель!
– воскликнул я, в очередной раз возмутившись.
– Он его сам оставил, а я честно ему пытался вернуть. Он мог бы, и нагнуться и подобрать - не рассыпался бы.
– Так вы подтверждаете, что в тот момент, когда господин Баринцев спасался от вас бегством, портфель был у вас? Он и сейчас у вас?
– Ну да. Лежит никому не нужный.
– А документы?
– Там же и документы. Их никто не трогал.
– Ага, - снова кивнул дознаватель и дописал мои показания.
– И по вашим словам выходит, что вы его не били?
– Нет!
– А вот рабочие Вахрушев и Артакуни прямо утверждают, что вы не только оскорбили господина Баринцева, но и несколько раз его ударили.
– Что?!
– в который раз возмутился я наглой лжи и дознаватель шикнул на меня, требуя вести себя тише.
– Это вообще кто такие? Да у меня у самого есть свидетели, что я его и пальцем не трогал. Кинул в него его же собственный портфель - это да, но, упаси Боже, не бил.
– Ну-ка, ну-ка, - снова взялся за перо "особист".
– Имена и фамилии своих свидетелей назвать можете?
– Конечно, - я с готовностью поделился информацией.
– А кто они такие Вахрушев и Артакуни? Откуда они вообще взялись?
– Да как же?
– удивился дознаватель.
– Это ж ваши собственные рабочие. Они своими глазами видели, как вы избивали несчастного господина Баринцева, а тот потом был вынужден от вас спасаться бегством.
– Мои?!
Честно сказать - я был поражен. Я все делал для своих рабочих, холил и лелеял их, чесал за ушком и гладил по шерстке. И зарплату я им поднял, и штрафы я им снизил, и рабочее время сократил, и бытовые условия на предприятии наладил. А они вот так мне отплатили. Вот найду я этих предателей - поговорю с ними по-мужицки. А потом уволю к чертовой матери с волчьим билетом. Больше они никогда ко мне не устроятся.
Видимо, мое выражение лица не понравилось следователю. Он нахмурился, кашлянул в кулак и продолжил допрос:
– А скажите мне, Василий Иванович, на каком основании вы стали ожидать нападения?
– Ну как же! Насколько я понял, господин Баринцев не склонен прощать обиды. Да, я признаюсь, что поступил неразумно, вспылил. Я его оскорбил и обидел, это правда. И потому я ожидал его мести. И вот, как видите, дождался.
– А почему вы подумали, что мстить Баринцев будет именно таким способом? По-моему, вам в первую очередь следовало ожидать его обращения в суд.