Двое из будущего
Шрифт:
– Мишка, - позвал я друга, - ты бы своего папарацци вызвал. Пусть сфотает меня всего в кровище, да в газету на первую полосу. Вот муравейник-то тогда зашевелится.
Мишка усмехнулся, но спорить со мной не стал. Ушел вызванивать своего журналиста.
За обхаживанием меня любимого никто и не заметил, как к нам подкатил экипаж. На землю соскочил Петр и со слезами на глазах прямиком ко мне:
– Василий Иванович..., Василий Иванович..., - запричитал он по-бабьи и подполз ко мне на полусогнутых.
– За что же
– Петр, ну уж ты-то не реви как баба, - осадил я его насмешливо и продемонстрировал ему свой живот.
– Видишь? Живой я.
Петр не верил своим глазам. Смотрел на порез и сочащуюся кровь и не верил. А потом, взглянув на мое насмешливое лицо, пришел в себя, облегченно выдохнул.
– А мы вашего душегубца словили, - сообщил он, ладонью смахнув слезу.
– Да ладно! Где он?
– А вона у Семена под ногами связанный валяется. Мы как услышали Зинкин вопль, так сразу назад. А на встречу этот бежит. Так Семен его тростью по башке трахнул и тот сразу сознание потерял. Потом Семен его скрутил, мы его в экипаж затащили и сразу сюда.
Я готов был расцеловать Петра. Хотел было встать и в порыве обнять, но Мальцев меня удержал. А бабы, узнав где находится убийца, рванули к экипажу как единый организм, с единственным желанием свершить немедленное правосудие Линча. Мальцев же, видя, что сейчас случится гнусное непотребство, зычно прикрикнул:
– А ну не сметь, курицы! Не трогать его! Пусть полиция разбирается.
И они отхлынули, беспрекословно послушавшись московского купца. Лишь кинули в сторону преступника трехэтажные проклятия, да оплевали гнусную рожу.
– Ты как Семен?
– крикнул я своему телохранителю.
– Нормально, Василий Иванович, - пробасил он и смачно вмазал каблуком сапога по ребрам связанного. Тот жалостливо ойкнул и замер, боясь получить еще.
– Хорошо, что он в нашу сторону побежал, а то б ушла гадина.
Минут через тридцать подъехал Хруцкий с подчиненными. Спрыгнул на землю, покряхтел для солидности, расправил бравые усы и величественным шагом направился ко мне. Подойдя на несколько шагов, он меня узнал.
– А-а, это вы, господин Рыбалко.... Как же вы так?
– Да вот, опростоволосился немного, - пожал я беспомощно плечами.
– Втерлись в доверие, а затем пырнули ножом.
– Ага, понятно, - кивнул околоточный и саркастично добавил.
– Не дорезали, значит, вас? Небось, еще и нападавшего задержали? Да?
Я скромно кивнул, чем вызвал у Хруцкого неподдельное удивление.
– Неужели? И где же он?
Ему с готовностью показали спеленатого убийцу. Хруцкий подошел, ухватил его за подбородок, безжалостно повертел из стороны в сторону.
– Нет, этот подлец мне не знаком. И кто ж его так знатно связал?
Семен приподнял картуз.
– Это я его так.
Хруцкий смерил его
– Казак, небось?
– Так точно. Хорунжий Донского четырнадцатого полка, - с достоинством ответил Истомин.
– Понятно. А морду негодяю кулаком вы выровняли?
– Не кулаком, - ответил довольный Истомин и продемонстрировал околоточному массивный набалдашник своей трости.
– Вот этим.
Хруцкий понимающе хмыкнул в усы, а затем обратился к своему подчиненному:
– А ну-ка, Ванин, перетаскивай этого субчика к нам, да вези в участок. Там обстоятельно с ним побеседуем. А вы, господин хорунжий, слезайте-ка со своей телеги, говорить будем.
И околоточный учинил нам небольшой допрос. Что, да как, да почему. Вызнал самую суть, что-то записал в блокнотик. При упоминании про "привет от Баринцева" помрачнел лицом и недовольно пробурчал:
– Ох уж мне эти красивые жесты.... А нож-то где?
Ему подали мокрый от крови и пролитого коньяка пиджак. Он удивленно посмотрел на пробитую фляжку из которой торчал на пару сантиметров клинок. Потом попытался вытащить нож, но не смог. Тогда он покачал головой и сказал мне с некой ноткой восхищения:
– Под счастливой звездой вы родились, господин Рыбалко. Это ж надо так удачно нож поймать! В сердце, похоже, метил, подлец.
Очень скоро он сделал свою работу, спрятал блокнот в карман кителя. Вытер платком влажный лоб и сказал:
– Ну-с, пожалуй, мне тут делать больше нечего.
– Неужели вы уходите?
– спросил я.
– Да, господин Рыбалко, я свою работу сделал. Теперь ждите, когда вас вызовут на допрос. Я надеюсь, вы подлечитесь довольно скоро и ничто вас не задержит в постели.
– Подождите, - остановил я его, неестественно заворачивая голову. Неудобно это разговаривать со стоящим человеком у тебя за головой, когда ты лежишь на лавке.
– Ко мне скоро должен приехать один журналист. При нем будет фотографический аппарат, для того чтобы сделать снимок моего ранения. А потом этот снимок напечатают в газете. Вы не желаете сфотографироваться для истории вместе со мной?
Это было очень соблазнительно. Попасть в газету даже простым упоминанием было довольно непросто, а тут целая фотографическая карточка! И Хруцкий засмущался, пыхнул растерянно в усы.
– Ну, я даже не знаю, - пробормотал он.
– Удобно ли?
– Да что вы! Вы только представьте этот снимок - господин околоточный надзиратель Хруцкий..., как вас по батюшке?
– Андрей Дмитриевич, - ответил он.
– Так вот... будет статья в газете, а при ней снимок как господин околоточный надзиратель Хруцкий А.Д. допрашивает потерпевшего Рыбалко В.И. после перенесенного неудачного покушения. И я весь в крови на лавке, а вы с блокнотом в руке. Да о вас же все сразу заговорят, а там глядишь, может и повысят и к жалованию прибавят.