Двое из логова Дракона
Шрифт:
— Почему вы не напоили её винным настоем! — хриплым от раздражения шепотом произнёс он. — Плач мешает ему сосредоточиться. День Битвы близится, а знака всё нет… Вы хотите нашей гибели?
— Я послал за настоем, — начал оправдываться один из его подручных, но Главный Жрец жестом заставил его замолчать и снова взглянул наверх.
— Слёзы… — раздался оттуда негромкий голос. — Я слышал плач… И слёзы стекают по каменным стенам. Плачет земля Агориса, и бездна распахнула своё чрево, чёрное, как стволы сгоревших деревьев, как ночи ледяных зим, как самые глубокие пропасти в проклятых горах Буристана, как самые сырые пещеры под обрывами, как пасти могил, распахнутых для пожирания живых…
— Это видения
Вздох, переходящий в стон был ему ответом.
— Слёзы… Слёзы небес проливаются на землю Агориса чистым водопадом. Они струятся тихими гирляндами звёзд, заполняя ложбины озерами мерцающего света. Чёрные тучи рассеиваются над горизонтом, и золото небес благословляет пахаря и разбойника, стражника и ремесленника. И голубизна, несравнимая с чистотой голубых лилий из царского сада, с лазурью моря под солнечными лучами в жаркий день, с глазами юной девы, что ведут жениху, голубизна заполняет небеса от края до края. И в сиянии восходит венец жемчужного света, одевая землю Агориса в праздничные одежды…
— Видения Света, — Главный Жрец напрягся в нетерпении.
— Вижу… — устало прошептал стоящий у края бездны. — Вижу встающее на востоке воинство. Панцири их черны, как крылья воронов, мечи их черны, как иглы морских ежей, копья их черны, как жала скорпионов, глаза их черны, как мрак их душ. За ними поднимается чёрный полог ужаса, наполняющего мир трепетом. За ним гаснут звёзды и захлёбываются слезами рыдающие, за ним идут железо и яд. Вижу, вижу на западе воинство. Панцири их белы, как склоны ледников на вершинах гор, мечи их белы, как осколки льда, копья их белы, как шипы священного древа Мароу, глаза их светятся неугасимым пламенем палящего солнца. За ними поднимается купол ослепительного света, слепящего очи смертных. В нём тонут звёзды, и высыхает, покрываясь трещинами, земля. За ним идут огонь и сияющая пустота. Они всё ближе сходятся, эти два воинства, влача за собой свои стихии. И поступь их ужасна, она сотрясает землю Агориса. И Тэллос между ними, как пёстрый жертвенный бык на заклание, как девственница на жертвенном алтаре, как муравейник на пути слона…
— Кто победит? — крикнул Главный Жрец.
— Не мы… — тихо отозвался человек в красном и обернулся.
Его проницательные карие глаза окинули единым взглядом стоящую внизу толпу жрецов и служителей Храма Тьмы. Он начал медленно спускаться, сняв с головы капюшон. Они в абсолютном молчании ждали его. И когда он спустился, Главный Жрец опустился на колени и припал губами к его руке.
— Что открылось вашему взору? — спросил он, взглянув в лицо человеку в красном.
Тот стоял какое-то время, опустив голову в печальном раздумье, а потом прошептал:
— Слёзы… Боль земли Агориса… Кровь Тэллоса. Смена эпох погубит этот мир, Танирус.
— Такова воля Небесного Дракона, — нетерпеливо возразил Главный Жрец, не поднимаясь с колен. — Видел ли великий избранник, кто победит в поединке?
— Нет, Танирус, я не видел этого. Это не интересует меня. Тьма или Свет, не всё ли равно? Для Небесного Дракона — они любимые, хоть и отбившиеся от рук дети. Для меня вы все — своенравные и непослушные подданные. Но других у меня нет и не будет. Кто бы не победил, всё равно… Ещё один поворот колеса жизни, которое проедется по чьим-то спинам, головам и душам… Всё едино… — он с тоской взглянул на резные арки высокого потолка, терявшиеся во мраке. — Всё едино… — он повернулся в сторону, откуда слышались всхлипывания. — Что это девочка? Почему она плачет?
— Это храмовая танцовщица, — пояснил Танирус. — Её приготовили в жертву, чтоб она пошла во Тьму и испросила для вас ясных и доступных ответов. Она была рада, что ей выпала такая честь, и эти олухи не дали ей винный настой. Теперь
— Я не пойду больше туда, — человек в красном передёрнул плечами. — Это дыхание бездны… отвратительный сквозняк. Не знаю, много ли чести быть избранником Небесного Дракона, но опасность получить прострел в поясницу есть точно.
— Но, господин… Скоро Битва, а знака нет!
Человек в красном задумчиво взглянул на Главного Жреца и покачал головой.
— Тебе не кажется, Танирус, что ты слишком туп и невнимателен для своей должности? — вкрадчивым голосом поинтересовался он. — Я описал тебе свои видения, а ты ничего не понял? Ты что, хочешь, чтоб из бездны вылетела гранитная плита и хрястнула тебя по макушке, после чего ты смог бы прочитать сообщение Небесного Дракона на двух языках великих храмов и воровском жаргоне? Ладно, специально для тебя перевожу на человеческий язык: они здесь, на Агорисе, Оба существа: Света и Тьмы. Найти их, посвятить в таинства и подготовить к Битве — ваша забота. А я пойду домой пить вино… А эта ваша девчонка-танцовщица хорошенькая? Умойте её, успокойте, приоденьте и отправьте ко мне. Много ли в этом будет чести для неё, опять же не знаю, но удовольствие она точно получит.
— Она будет счастлива, — поднялся с колен Танирус и отряхнул мантию. — Как нам найти Тёмное существо, и следует ли сообщить о появлении Светлого существа Апрэме?
— Не жадничай, поделись информацией с дамой, — посоветовал его собеседник, достав из складок мантии помятый венок из поблёкших роз. — А как вы узнаете своих рекрутов, понятия не имею. Считайте, что для вас Битва уже началась…
Водрузив венок на встрёпанные кудри, он направился к выходу из зала, что-то насвистывая на ходу. Жрецы с почтением расступились перед ним. Танирус проводил его унылым взглядом и, ни на кого не глядя, изрёк:
— Всё непостижимое кажется нам странным… Отправьте кого-нибудь в Храм Света к Главной Жрице Апрэме и расскажите ей о том, что сказал царь Мизерис после общения с бездной. И подумайте, как нам найти нашего Воина Тьмы, который сокрушит их ставленника.
Посадку нам дали сразу. Под взлётно-посадочную площадку было оборудовано небольшое скальное плато на краю города, раскинувшегося на нескольких пологих холмах. Мы стояли в командном отсеке возле окон, глядя на выжженные зноем каменистые склоны, покрытые невысокими, одно- и двухэтажными приземистыми постройками под плоскими крышами. Они словно наползали друг на друга, стискивая своими стенами узенькие, причудливо извивающиеся улочки, которые то ныряли вниз, то снова взбегали на возвышенности. Вдалеке, на самом высоком холме в окружении каких-то тёмно-зелёных деревьев, похожих на кедры, поднимался дворец, который, впрочем, в самой высокой части достигал лишь четырёх этажей, зато имел балкончики, террасы и башенки. Стены, которые мы могли разглядеть, были украшены росписями, изображающими корабли в море, круторогих быков с цветочными гирляндами, которых вели куда-то худосочные юноши, и праздничные процессии причудливо разодетых дам. Ровные ряды высоких и низких колонн из красного камня довершали вполне гармоничный, хоть и не слишком величественный облик дворца.
— Смотрите, осёл, — пробормотал Вербицкий, ткнув пальцем куда-то в сторону.
Я взглянула туда и увидела ослика с двумя большими кувшинами на спине, которого вёл за уздечку низенький сгорбленный старичок в каком-то невероятном тряпье и клетчатом платке, повязанном на голову.
— Так, наверно, и выглядел Карфаген, — мечтательно заметил Булатов, разглядывая раскинувшийся перед нами город.
Я мрачно взглянула на него, на выжженные зноем улочки внизу и в очередной раз пожалела своего несчастного ребёнка, которому взбрело в голову идти наперекор Древнему Риму.