Двое из логова Дракона
Шрифт:
— Может, не стоит? — забеспокоился Хок, с подозрением глядя на толстяка, который, наконец, сообразил, что на огромном экране наверху изображение Храма Света сверху.
— А чего нам бояться? — поинтересовалась я. — Если что, пали из всех орудий прямо по дворцу, — и, улыбнувшись побледневшему посланцу, проговорила: — Не будем заставлять царя ждать. Это не вежливо. Донцов, Стаховски, Мангуст и Хэйфэн со мной!
Не смотря на то, что это несколько затянуло ожидание царя, я поднялась в свою каюту, надела парадную форму и пристегнула к поясу украшенный уральскими самоцветами кортик. Кроме того, в потайной кобуре я
Я не стала дожидаться, пока Гисамей взгромоздится на своего мула и двинется в обратный путь. Разместившись в шестиместном боте, мы вылетели из верхнего ангара баркентины и взяли курс на дворец. Уже через несколько минут внизу показался величественный комплекс царской резиденции. Сидевший за штурвалом Донцов заложил крутой вираж и посадил бот на площадь перед широкой лестницей, ведущей к парадному входу.
Выпрыгнув из салона, я решительно направилась вверх по ступеням, придерживая рукой кортик, который воинственно поблёскивал своими самоцветами в ослепительных лучах солнца.
Я была готова к более чем прохладному приёму, но встретивший нас привратник в зелёной тоге очень учтиво поклонился и жестом предложил следовать за ним. Никто не задерживал у входа моих спутников и даже не попытался разоружить нас перед высочайшей аудиенцией.
Следуя за слугой, мы долго петляли в тёмном и душном лабиринте дворца. Я уже даже не пыталась запомнить дорогу или хотя бы определить направление, в котором нас ведут. Мрачно озираясь по сторонам, я невольно вспоминала тот сон, ощущение невероятно мешающих крыльев, взгляд Тьмы и алый всплеск в темноте. Мне снился именно этот лабиринт, но во сне он был ещё уже и страшнее.
Неожиданно мы вышли на лестницу, которая поднималась вверх, где было чуть светлее, и оказались в небольшом зале с колоннами, между которыми виднелись настенные росписи. Рассмотреть их я не успела. Едва мы вошли, из кресла с низкими подлокотниками поднялся царь и, по обыкновению прихрамывая на обе ноги и потирая спину, направился к нам.
— С утра болит поясница, — пожаловался он, поморщившись. — У меня был повреждён позвоночник. Осколок извлекли, но позвонки срослись неудачно. Теперь временами мучают боли. Пока я пил, вино заглушало их, а теперь я не пью. Не могу. И при этом чувствую себя отвратительно. Говорят, что резко бросать пить опасно для жизни. Впрочем, кому нужна жизнь такой никчёмной развалины?
Он посмотрел на меня исподлобья и, не дождавшись слов сочувствия, вздохнул.
— Всё это так неприятно, — пробормотал он и внимательно посмотрел на стоявших чуть позади стрелков. — Это была плохая идея — разрушать Храм. По правде говоря, мне нет до него дела. Хоть он провалится под землю, и она сомкнётся над ним. Но грядёт Битва. Сейчас Храмы сильны, как никогда. Люди боятся, а вера, я имею в виду слепую бездумную веру в спасение руками божества, это лучшее лекарство от страха. Могут возникнуть волнения. Жрицы могут поднять своих последователей на бунт. Конечно, вашему звездолёту не повредит дождь из камней и палок, а потом они устанут и разойдутся. Но всё это ни к чему. Лучше во всём разобраться здесь и сейчас.
Он махнул рукой, и заковылял к тёмному дверному проёму между колоннами. Мы последовали за ним. Следующий зал был больше и освещался десятком факелов, укреплённых на стенах.
Ни на кого не глядя, Мизерис медленно прошёл к креслу, держась за поясницу, развернулся и тяжело сел. Он какое-то время морщился и ёрзал в кресле, видимо, выбирая наиболее удобное положение для своей больной спины. Потом, подняв глаза, он поманил меня ближе и указал место в нескольких метрах от себя, где мне надлежало встать.
Я подошла и, не дав никому открыть рот, произнесла:
— Я требую объяснений, господин. Мы прибыли сюда с миссией спасения и вынуждены были сесть на поверхность вашей планеты, чтоб доставить сюда ваших подданных и гостей. Но с тех пор, как мы здесь, против нас постоянно предпринимаются недружественные действия. Моих людей уже неоднократно похищали. Нам так и не удалось выяснить, кто это делает, извинений мы так и не дождались.
Справа раздалось свирепое рычание, но я даже не повернула головы, чтоб взглянуть на Апрэму.
— Этой ночью мы в очередной раз потеряли члена экипажа. Правда, на этот раз, нам удалось, не уповая более на расторопность ваших слуг, найти девушку и вернуть её. Мы нашли её в Храме Света, причём нам препятствовали в том, чтоб забрать её обратно.
— Она пришла к нам по доброй воле и хотела остаться! — крикнула Апрэма. — По нашим законам совершеннолетняя женщина может уйти в Храм Света и стать жрицей. Никто не вправе забрать её оттуда силой! Вы в Тэллосе и обязаны соблюдать наши законы! Но вы подослали к нам трёх демонов, которые с помощью магии силой забрали нашу сестру, несмотря на её сопротивление. К тому же они причинили существенные разрушения Храму! Согласно Уложению Утоса применение магии, неподконтрольной Храмам, карается смертью. Намеренное повреждение храмового имущества карается смертью. При этом всё имущество виновного отходит к Храму. Похищение жрицы карается смертью!
Она вышла вперёд и, остановившись перед царём, опустилась на одно колено.
— Я требую справедливого суда на основании наших законов, господин! Я требую выдачи демонов и придания их смерти. Я требую немедленной высылки землян с Агориса и передачи их корабля Храму Света в качестве компенсации!
— Формально требования Жрицы Света обоснованы и соответствуют закону, — флегматично заметил Танирус. — Правда, звездолёт вряд ли принадлежит тем троим. Храму Света, скорее всего, придётся довольствоваться их личным имуществом.
— За раба отвечает господин! — крикнула Апрэма, указав на меня пальчиком, на котором поблескивали разом три перстня.
— Если эти трое рабы, то и девица — рабыня, а не свободная женщина, — улыбнулся Танирус. — И на неё не распространяется закон о праве женщины стать Жрицей Света. Она является имуществом Богини Неба, а Храм не может претендовать на чужое имущество, если оно не передано ему по закону.
Апрэма резко обернулась ко мне и, не сдерживая злости, прошипела:
— Твои люди — рабы или свободные?