Двое из прошлого
Шрифт:
— Мне было одиноко, — не скрываю я и сажусь за стол.
Облокотившись о столешницу, я принимаюсь неторопливо есть яблоко и смотрю прямо на Даниила.
— Прости, что вспылила, — говорю я, памятуя наставление психолога: никогда не делать вид, что вспышки злости не было, и всегда иметь дело с последствиями.
— А с тобой не бывает скучно, да? — спрашивает Соколов, облизывая вилку. — Кстати, рыба получилась обалденная. Респект шеф-повару.
— Я теперь вроде как специалист по «Кровавой Мэри». Хочешь?
— Не
Я делаю еще два коктейля. Выпитый до этого алкоголь уже помог мне значительно расслабиться, поэтому я наливаю себе поменьше.
— Прошу.
— Спасибо.
Я делаю глоток, и напиток вновь обжигает горло, заставляя чувствовать себя более живой.
— Так на чем мы остановились? — спрашивает Даниил. — У меня в голове полная каша.
— У меня тоже, — соглашаюсь я. — Вроде бы мы о чем-то спорили. И вроде бы ты приревновал меня к призраку моего бывшего парня.
— Слух у меня довольно тонкий. Я, конечно, могу ошибиться, но почти уверен, что это был именно он.
— А что, если так?
Глаза у Соколова загораются опасным огнем.
— А что, если так? — переспрашивает он. — Маша, ты опять в эту стезю? Я тебе несколько раз довольно ясно дал понять: я в тебе заинтересован. Почему ты делаешь вид, что мы какие-то старые школьные приятели, которые собрались у тебя на кухне, чтобы выпить по стаканчику?
Если посмотреть на ситуацию с этой точки зрения, то можно понять, почему он так разозлился. Но вместо того, чтобы согласиться, я чувствую в себе желание немного его подразнить:
— Ты во мне заинтересован? Ух ты, а я и не знала.
Его крупная ладонь сильнее сжимает стакан — до побелевших костяшек пальцев.
— Ты издеваешься?
— Самую малость. — Я большим и указательным пальцами показываю ему насколько.
— Маша, давай откровенно. Я хочу с тобой встречаться, у меня нет никаких скрытых мотивов. Что мне нужно сделать, чтобы Макаров больше в твоей жизни не появлялся?
— Ты уже все сделал, что мог, — говорю я, не скрывая раздражения. — Поэтому я хочу, чтобы ты больше не лез. Вообще. И тогда, возможно, мы найдем общий язык. Меня спасать не надо — я сама кого хочешь спасу.
Я касаюсь его руки, лежащей на столе, и начинаю поочередно играть с каждым из пальцев. Кожа чуть грубоватая, но ее приятно касаться. Приятно проводить кончиком пальца по суставам и изгибам. Такие невинные движения, но, когда я поднимаю голову, то понимаю, что Даниил с трудом дышит.
— Нет, Гаврилина, ты точно издеваешься надо мной.
— О чем ты? — Я невинно хлопаю глазами.
— Если бы знал о твоем коварстве, точно бы не лез к тебе в школе. С тобой связываться себе дороже.
— И именно поэтому у тебя сбилось дыхание? — спрашиваю я. — Тебя заводят коварные женщины?
Соколов с рыком встает со стула, подлетает ко мне и подхватывает на руки с такой ловкостью, будто я ничего не вешу. Раньше
Я обхватываю Даниила ногами, а руками обнимаю за шею. Наши лбы и носы соприкасаются, но это пока еще не поцелуй. В воздухе, где смешалось наше дыхание, чувствуются нотки алкоголя. Еще никогда в жизни мне так не нравился запах другого живого существа. От Соколова пахнет чем-то хвойным и морем. Соленым, диким морем с необузданными волнами и надвигающимся штормом.
И наконец, происходит касание губ. Мягкое, но уверенное. Эти губы становятся моей тихой гаванью, где я могу скрыться от всех жизненных проблем и неурядиц. Где могу не думать о будущем и на короткий миг позабыть о прошлом.
Моя рука ложится на колючую мужскую щеку, и я принимаюсь осторожно, едва заметно поглаживать кожу Соколова. Это дает мне спокойствие и понимание того, что мужчина, язык которого сплетается с моим, реальный.
Я выгибаюсь в стремлении прижаться к нему еще ближе, на что Даниил отвечает глухим стоном.
— Только останься. Пожалуйста, останься, — молю я, оторвавшись от него всего на мгновение, а затем вновь тянусь к столь манящим губам, но мужчина меня останавливает.
Огонь в его глазах немного тускнеет, когда он говорит:
— Я уйду, только если ты меня прогонишь.
Вот он, мой страх быть брошенной, понимаю я. То, что я не раз проговаривала в кабинете у психолога. Я отталкиваю людей до того, как они смогут оттолкнуть меня. Но лишь три эти слова, которые Даниил произносит следом, строят в моем сердце какую-то новую реальность:
— Конечно, я останусь.
Довериться — это невероятно просто, когда ты больше не боишься.
Мы перемещаемся в спальню, где Соколов аккуратно кладет меня на кровать, не разрывая поцелуя. Мои руки блуждают по его полурасстегнутой рубашке, пытаясь нащупать следующую пуговицу.
— Ты прекрасна, — шепчет Даниил, целуя меня в шею. — Любая.
Я всю жизнь мечтала о том, чтобы кто-нибудь сказал мне эти слова. Родители, парни или даже подруги. Они, конечно, во всем поддерживали меня, но когда Даниил говорит мне о моей красоте, это звучит по-другому.
— И у тебя сильный характер, — продолжает он между поцелуями. — Мне это нравится.
У меня нет сил на связную речь — с губ срываются лишь короткие стоны.
Безразмерная футболка оказывается где-то на полу, и вскоре к ней присоединяется вся остальная одежда. Когда мы оказываемся полностью обнаженные, я смотрю Соколову прямо в глаза, а затем перевожу взгляд на загадочную татуировку, которая привлекала мое внимание все это время. Я касаюсь причудливых черных узоров — осторожно, нежно, будто они живые.