Двое строптивых
Шрифт:
— Не обращай внимания. Это так, свои обиды. Доверять тебе не будут, это знай наверняка. При случае проверят не раз и не два, а приемчики у них самые разные. Тяжело вывернуться, если в самом деле замаран. А если нет, все это обидно над собою терпеть, особливо ежели до дыбы дойдет или в каземат засунут. Надолго так, лет на пяток для начала.
— Так мне уж здешний брат намекнул, так что… ничему не удивлюсь, если что. После того как тебя продают, как барана на ярмарке, гонятся за тобой, словно за диким зверем, или собираются вырезать тебе веки, чтоб
Джарвис криво усмехнулся:
— Что? Думаешь, от единоверцев будет легче перенести, чем от османов? Ну-ну, интересная мысль. Богом разве что прикрываются…
— А, церковников я знаю, как облупленных. Не военных, правда… Но, надо полагать, одни не святее других. Блаженной памяти король Ричард, упокой Господь его душу, в беседе с Фульком де Нейи прекрасно это показал.
— В этом и суть, хоть я про сей разговор не ведаю… Пороки одни, достоинства разные.
— Ну, просвети меня по этому поводу.
Но Роджер только руками замахал, словно рогатого увидел:
— Не того спрашиваешь. Я — кто? Гуляка, бражник, сквернослов. Я тебе так это все охарактеризую, что сочтешь за благо в воду нырнуть и к туркам вернуться! Правда, тебе и там рады не будут после того, как мы с тобой погуляли… — Джарвис громко захохотал, но, завидев настороженное недоумение рыцаря, несколько посерьезнел и сказал так: — Я сам этим всем не особо интересуюсь. Делаю свое дело, причем хорошо, и этого достаточно. Коли любопытство распирает, так я тебе землячка присоветую, он толковей объяснит. Да и лучше так, чем ты сам с расспросами будешь приставать. И сказать не скажут толком, да лишний раз за турецкого подсыла примут.
— Неужто все кругом такая тайна?
— Да нет, конечно. Лишнего тебе все равно не скажут — потому что мелкие сошки сами ничего такого-этакого не знают, а что ведают — то и туркам отлично известно, без тебя.
Странная и загадочная манера полушутливого-полуиздевательского изъяснения штурмана немного озадачила Лео. Однако Джарвис слово свое сдержал, и через их общего земляка молодой Торнвилль вскоре стал себе довольно отчетливо представлять, что являл собой орден родосских рыцарей-иоаннитов, с которыми теперь оказалась связана его судьба.
Воспроизводить рассказ орденского служки, однако, не станем, а пользуясь авторским всеведением, дадим подробную историческую справку, которая поможет читателю разобраться в дальнейших событиях.
Рыцари ордена иоаннитов (которых также именуют госпитальерами) получили эти названия свои в Святой земле. Еще до Первого крестового похода, в середине XI века, итальянцы выхлопотали у египетского халифа, владевшего Палестиной, позволение открыть в Иерусалиме, недалеко от храма Гроба Господня, госпиталь для паломников во имя святого Иоанна. Работники госпиталя совместно с бенедиктинцами образовали религиозное братство, построили монастырь, и первым настоятелем его стал брат Жерар де Торн — по отзыву современника "самый смиренный человек на Востоке и истинный слуга бедных".
Члены братства принимали
Их деятельность постепенно вышла за границы Палестины. Когда начались крестовые походы, работы госпитальерам прибавилось — крестоносцев надо было лечить от ран и болезней, а при случае и погребать.
Некоторые рыцари вступали в братство. Четверо первых — Раймон де Пюи, Дюдон де Компс, Конон де Монтегю и Гастус.
В 1099 году братство преобразовалось в орден. Зачисление в его ряды благородных рыцарей, с одной стороны, привнесло в общину социальное расслоение, а с другой — постепенно привело к милитаризации ордена: ведь паломников надо было не только лечить, но и охранять, а это было как раз рыцарское дело.
Эта эволюция ордена совершилась к 1120 году при великом магистре Раймоне де Пюи. Римский папа взял госпитальеров под свое покровительство и в 1130 году утвердил знамя ордена — белый восьмиконечный крест на красном фоне.
Позже, в 1153 году, члены ордена стали подразделяться на три вида: капелланов, рыцарей и оруженосцев. Одеяние первых составляла черная сутана. Одеяние рыцарей было полумонашеское-полувоенное: черные одежды употреблялись в мирное время, а в военное — красные, как указывалось в правилах де Пюи, дабы в случае ранения не смущать видом крови ни себя, ни братию.
С тех пор иоанниты и их соперники храмовники-тамплиеры стали как будто острием крестоносного меча в Палестине. Все опасные предприятия латинян в Святой земле не обходились без участия воинственных монахов. Лучшие замки возведены ими, латинские князья передают им в руки важные крепости для обороны.
Мрачными, неприступными твердынями высились крепость Бет Джибеллин (иначе Бейт-Джибрин) при Аскалоне, замки Крак де Шевалье и Маргат (Маркаб) на севере Палестины и замок Бельвуар на ее юге. Ни одна твердыня иоаннитов впоследствии не сдалась мусульманам без боя.
В конце XII века в ордене насчитывается 600 рыцарей. 1291 год завершил летопись боев в Святой земле: иоанниты и храмовники после отчаянной борьбы не смогли защитить последний оплот латинян — Акру — и большей частью погибли на ее руинах.
Только шесть израненных рыцарей из всего ордена (!), включая великого магистра Жана де Вилье, были в бессознательном состоянии спасены орденскими слугами и отвезены на Кипр. Величием духа тяжело раненного магистра является его требование к капитулу предать его суду за то, что он покинул Акру живым и тем самым нарушил данную орденом при его основании клятву защищать Святую Землю.
На Кипре рыцари обосновались ненадолго — местный король Генрих Второй Лузиньян, также герой обороны Акры, хоть и выделил им в ленное владение город Лимассол, однако его постоянное вмешательство во внутренние дела ордена раздражало его руководство. Увы, выбора не было: иоанниты были обескровлены и обездомлены, надо было хотя бы "залечить раны".