Двоепапство
Шрифт:
Разговоры. Они оказались не простыми, а с подвохом. Он понял это не сразу, а когда осознал, всё уже было кончено. В том смысле, что Отто Виттерштейн осознал – его месть хоть и свершилась, но затронула лишь исполнителей, «руки». если так можно сказать, Да и то от потери нескольких рук голова, а именно руководство инквизиторов, ничего и не потеряла, и, тем более, не испугалась. А если так, то стали ли его усилия чем-то большим, чем укус комара? То-то и оно, что не стали. Зато наполненные ядом и сочувствием слова Великого магистра тамплиеров жгли душу так, как никогда раньше:
– Ты сделал
– Смерть в огне, Ваше Высокопреосвященство? – уточнил тогда Отто. – Но сгорел лишь последний и то тайно, в ваших же подвалах.
– Не это. Символически. Учись разделять подобные понятия, бывший монах, бывший слуга Господа.
Борджиа скалился, ничуть не смущаясь тем. что Виттерштейн ничуть не скрывал своё разочарование в вере и даже отречение не только от данных ранее обетов, но и от Христа с Богом-Отцом. Казалось, его это только забавляло. Сперва казалось. Потом обнаружилось, что и в этом аспекте будущий король Италии видел для себя пользу.
– Вставая на дорогу мести, нельзя останавливаться. Если, конечно, ты не возжелал вновь впасть во искушение смирения и всепрощения, как учили тебя с самого детства, читая библию, жизнеописании святых, проповедуя с амвонов и на городских площадях.
– Я больше не прощаю зло!
– Нет ни зла, ни добра как таковых, - вновь звучал спокойный голос Борджиа. – Ты уничтожил виновных в смерти твоей сестры. Зло это или добро? Добро для тебя, Гретхен, множества замученных инквизицией и их несчастных, сумевших уцелеть родственников, что лишились близких и получили исковерканную душу в «награду» от слуг тех, кому всю жизнь молились. Зато для Ордена святого Доминика ты и тобой содеянное есть зло безусловное. Равно как и для всех фанатично верующих, мечтающих о том, чтобы весь мир превратился в то, что хочет устроить фра Савонарола и его последователи. Посему… Зло и добро не универсальны, а ситуативны.
– Слышать такое от служителя Господа…
– Пастве, а проще говоря, стаду овец и баранов, такое и впрямь слышать не стоит. Но ты то уже давно сбросил ошейник и разучился блеять, Отто Виттерштейн, вывший сперва барашек, затем рядовой пастух блеющего стада, а нынче ставший хищником, режущим не покорно блеющий скот, а тех, кто направляет оный. Кровь, пролитая лично, смывает многие оковы. А ещё она либо просветляет разум, либо ввергает его в пучину кровавого безумия, где кровь льётся лишь для удовольствия. Именно там находятся многие инквизиторы. Почти все из их числа. И это я тебе хочу показать и доказать.
Чезаре Борджиа действительно рассказал и показал очень многое. Не просто так – впустую этот… называть его «преосвященством» Отто перестал быстро, ограничиваясь тамплиерским титулованием – а используя монаха-отступника как глину, из которой лепил нечто нужное ему. Расшатывать веру уже не приходилось, от неё остались лишь пепел и ненависть. Направить ненависть тоже труда не составляло – Виттерштейн понимал, что приказы жечь «ведьм и еретиков» отдавали другие,
Оказалось, что он – а наверняка и не он один – был необходим для иного. Чего именно? Как «троянский конь», вкатываемый пусть не в ворота мифической Трои, но в твердыни верхушки доминиканского Ордена. Отсюда и необходимость убедиться в полной и абсолютной ненависти к инквизиторам, и в отпадении от веры, а также в том, что хватит способностей не показывать все этого.
Вот с последним и были сложности. Отто поначалу даже представить себе не мог, что согласится на даже отсутствие действий в мгновения, когда у него на глазах станут пытать или сжигать очередную «ворожею», что неизменно станет напоминать об участи, постигшей сестру. Однако… Каждый новый разговор с главой тамплиеров постепенно менял бывшего монаха. Осторожно шаг за шагом. Вера в Христа, понятное дело, уже не могла восстановится, но вот вера в нечто иное… А он любил читать, причём и о минувших событиях также. Тамплиеры! И слухи об их знаменитом проклятии, вновь вспыхнувшие после случившегося с королём Карлом Валуа и маршалом де Ла Тремуйлем.
И не в проклятии дело, но в том, что за обвинения были предъявлены Ордену Храма. После того, что говорил нынешний Великий магистр, как-то легче было поверить в то, что и прежние также не были очень уж ревностными и смиренными служителями господа. Но не то чтоб это сколько-нибудь смущало Виттерштейна. Равно как и произносимые Борджиа слова, раз от раза становившиеся всё более еретическими... для других.
«Любые принуждения значат лишь то, что данные под давлениями и угрозами клятвы не имеют никакой силы…»
«Обман и есть обман, но обман детей есть нечто совсем уж мерзкое. А когда детям внушают мысли о греховности лишь из-за рождения – есть ли нечто более лицемерное?»
«Как относятся к тебе, так и ты относись. Зеркало - вот есть идеальное отображение того, как должно поступать на добро и зло в отношении тебя».
«Делая доброе в своём понимании, ты бросаешь добро в воду. Оно может вернуться, а может и кануть в бездну».
«Прощая врага, ты лишь побуждаешь его к подобным деяниям, идущим во вред если и не тебе, то близким. Ну или тем, кто окажется в схожем положении».
«Нет ничего предначертанного и лишь люди творцы своей судьбы… Если у них окажется достаточно сил, чтобы сойти с отведённого им пути».
Беседы, книги, «случайно» оказывающиеся в отведённой комнате трактаты. Не то довольно древние, не то современные – этого Отто не мог понять, да и не особенно стремился. Ему хватало и того, что они отвечали его мыслям, стремлениям, представлениям о мире, новых представлениях, в коих не было ничего от прежних, безжалостно растоптанных теми, к кого он верил и коими был жестоко обманут. Их он переписывал, чтобы не забыть, не упустить возможности нащупать новую истину. Каждый нуждается в некой путеводной звезде. Отступники тоже. Особенно они.