Двоепапство
Шрифт:
– Бог есть в каждом из нас, необходимо лишь взглянуть внутрь, отбросить навязанное и познать истинное. Только тогда увидишь тропу, что приведёт тебя… И мало кто из вас сделает круг, вновь придя к Саваофу и сыну его, Иисусу!
Да не будет пред вами запретов, помимо тех, которые вы сами изберёте, дабы не уподобляться тупым животным. И не уподобляясь стаду овечьему особенно ведь глупее его сложно найти тварей. Тому стаду, которым именуют вас снова и снова в храмах. А вы лишь смиренно блеете, крестясь и, благодаря и щедро платя «руном златым и серебряным».
– Иисус любит тех, за кого он умер на кресте, смертью своей искупив…
Неожиданно для себя Отто одним лишь взмахом руки и презрительной
– Любовь дарят лишь тем, кто этого достоин, но не тем, кто её требует! Или вымогает, твердя, что ты обязан любить всех, даже врагов или омерзительных тебе существ. Говорит и при том лжёт, потому как есть ли любовь в кострах и плетях, в творящихся под покровом тьмы в монастырях развращении юных мальчиков и прямом насилии над ними? Нет её там. Потому не ждите любви от небес, там лишь ложь.
И всепрощение ложно, ибо прощая, вы дозволяете обидчикам снова и снова торжествовать, пользуясь вашей слабостью, может и не тела либо разума, но духа.
Потому трижды проклят слабый духом. Собою же и проклят! Плодами же проклятья пользуются не сильные, но хитрые. Торжествующе хохочущие после того, как прочитают вам проповедь о благости смиренных и терпеливых.
Всё больше людей. всё внимательнее они. И порой возникающий то ропот, но перешёптывания – это показывало Виттерштейну, что он выбрал верную тактику. Страх и интерес. Просто страх у стражников, видящих огонь и убеждённых, что взрыв может произойти в любое мгновение. А стрелять без приказа… приказа действительно высших тут, в Авиньоне – означало навлечь на себя множество кар не небесным. А самых настоящих земных.
Обольщаться не стоило. Было очевидно – долго ему говорить не дадут. В любое мгновение вонзившаяся в грудь стрела. Арбалетный болт, пуля могли оборвать его и так догорающую жизнь. Значит, следовало успеть сказать самое главное.
– Я могу не успеть! Скажу лишь, что ищите дорогу к собственному пути среди сказанного и не только. Мудрость, приводящую каждого на особую трону. Ведь Templi omnium hominum pacis abbas готов узреть и принять каждого, кто достаточно умён, смел и упорен, чтобы сделать первый шаг.Запомните! Templi omnium hominum pacis abbas! И Отрывки из Книги Тайн, Книги Времён и Книги Гордости станут вашей путеводной звездой. Проще же всего узреть путь утром, когда остаётся лишь та самая, путеводная. Имеющие уши да слышат, имеющие разум да поймут! Я сделал то, что был должен и не боюсь того, что будет. Ибо страх – есть главный ваш враг. Из страха люди ломают свои души, делая чистоту грязью, решительность превращая в угодничество, а смелость переплавляя в подлость. И никогда не становитесь на колени, лишь одно преклоняя перед достойными того! Ибо в этом есть…
Боль. Она пришла внезапно, но тут же отступила. Лишь улыбка, пусть и кривая, появилась на лице монаха-отступника, увидевшего вонзившиеся в него арбалетные болты, легко пробившие носимую под рясой броню.
– Я ухожу в огне, - прохрипел Отто. – И пусть он сожжет крылья ангелов и одежду самого Саваофа!
Падающий вниз сосуд в пламенем, вспыхнувшие доски, пропитанные маслом. Порох… И взрыв, который действительно оказался направлен в сторону Папского дворца.
Правда и любопытствующим досталось. Порыв горячего воздуха. разбрасывающий всех и вся. Оглушающий грохот, крики… И место взрыва, которое хоть идолжны были заделать в скором времени, но вот память то стереть будет гораздо сложнее. Подобного Авиньон ещё не видел…
***
От некстати нахлынувших мыслей о недавно произошедшем Юлий II вновь скривился. А куда деваться? Сейчас каменщики заделывали огромную воронку, оставшуюся после взрыва на площади перед
Не просто слова, а настоящая проповедь, направленная против всего и всех, но первей всего против авиньонского святого престола и инквизиции. Поэтому прежде всего требовалось понять – был ли Отто Виттерштейн одиночкой или… Вот «или» по настоящему пугало Джулиано делла Ровере. Одно дело бороться с ересями или там мусульманами, а совсем иное с чем-то совсем неведомым и от того куда более пугающим. Очень уж уверенно говорил мертвец, упоминая некие таинственные Книги Тайн, Времён и Гордости. Счесть это бредом безумца? Но безумец не смог бы сперва подобраться к вершине Ордена Братьев-проповедников, а затем её уничтожить. Да и принесение себя в жертву было слишком хорошо подготовлено, спланировано, осуществлено. Так одиночки не действуют!
Скрип двери. Взгляд в сторону входа, и Юлий II увидел того, в ком никогда не сомневался. Одного из немногих действительно верных, потому как связанных с ним по крови людей – кардинала Джироламо Бассо делла Ровере.
– Джироламо… Хоть ты порадуй меня! Что ни человек, то новое печальное известие, не дающее смотреть в будущее с уверенностью или даже надеждами.
– У меня есть для тебя разные слова. Джулиано, - вошедший в кабинет понтифика присел в одно из пустующих кресел и. задумавшись, начал перебирать жемчужные зерна чёток. – Одни огорчат, другие заставят задуматься, третьи… Надежды остаются, а радости здесь и сейчас испытать не получится. Времена теперь мрачные под небом Авиньона.
В этом то понтифик не сомневался. Мрачные, и улучшения «погоды» ожидать не следовало. Уж точно не раньше того дня, как авиньонские клирики окажутся внутри стен Иерусалима не как покорные просители, а хозяевами отвоёванного у магометан священного города. Благо договорённости меж Людовиком XII и Баязидом II уже были достигнуты, да и войска скоро придут в движение. Не прямо сейчас, не через неделю даже, но точно не позднее пары месяцев. Увы, но Франции сейчас приходилось опасаться ударов с самых разных сторон. Англия, Священная Римская империя, даже вроде бы малая и ничтожная Бретань! Все или почти все соседи с радостью откусят кусок от больного тела ещё недавно могущественного королевства. Не зря же простой народ вновь начал поговаривать о нависшем над Валуа проклятии, которое и со сменой короля не отступило. Опасные разговоры… которые ещё и усилятся после случившегося тут, в Авиньоне.
– Я тебя слушаю. Говори как есть, не старайся пощадить мою гордость.
– Не до гордости сейчас, - вдохнул кардинал, прикрыв глаза, словно желая хоть так отстраниться от многочисленных проблем. – Это Борджиа. Такие яды используют лишь они. такими знаниями о том, как взрывать, чтобы снести одних и не затронуть других, обладают только из мастера. Безмерная наглость и умение получить выгоду из всего… тоже их образ мыслей и деяний. Отто Виттерштейна подготовили они. Ещё и слова этого порождения борджианского Рима… «Templi omnium hominum pacis abbas», - мы знаем латынь и понимаем, что в переводе это звучит как «настоятель Храма мира всех людей». Это нотарикон. Возьмём первые буквы, одну из подборок, получив «Temohpab». Затем перевернём и затем снова прочитаем. Baphomet! Я знаю, ты, как и я, читал всё по Ордену Храма и особенно по процессу над ними.