Двор Крыльев и Гибели
Шрифт:
Люсьен оттолкнулся от дерева, но не подошел ко мне. На его лице мелькнуло что-то вроде страдания, когда он, наконец, увидел украденный патронаш и рюкзак на моих плечах.
— У меня нет преданности тебе, — сказала я Браннэ, когда Дагдан начал исчезать с моего поля зрения. — Я свободна, вольна идти куда хочу и когда хочу.
— Неужели? — размышляла Бранна, поднося руку к мечу на своем бедре.
Я слегка повернулась, чтобы Дагдан не стал в мою слепую зону.
— Такое осторожное плетение интриг все эти недели, такое умелое маневрирование. Не
Они не позволят Люсьену покинуть эту поляну живым. Или по крайне мере с неповрежденным разумом.
Он, кажется, осознал это в то же момент, что и я, понимая, что они не раскрыли бы себя, не будучи уверенными, что это сойдет им с рук.
— Возьмите Весенний Двор, — сказала я без шуток. — Он все равно так или иначе рухнет.
Люсьен зарычал. Я проигнорировала его.
— О, мы намереваемся, — сказала Бранна, освобождая меч от темных ножен. — Но еще остается вопрос о тебе.
Я освободила два иллирийских боевых ножа.
— Ты не задавалась вопросом о головных болях? Как вещи кажутся немного приглушенными в определенных мысленных связях?
Мои силы истощались так быстро, становясь слабее и слабее за эти недели –
Дагдан фыркнул и, наконец, обратился к сестре:
— Я дам ей около десяти минут, до того как яблоко подействует.
Бранна усмехнулась, ударяя ногой кандалу из синего камня.
— Сначала мы дали жрице порошок. Измельченный камень фэбейн, перемолотый так хорошо, что вы не смогли увидеть, почувствовать его запах или вкус в вашей еде. Она добавляла понемногу, ничего подозрительного — не слишком много, чтобы заглушить все ваши силы за раз.
Мои внутренности сжались от тревоги.
— Мы были даэмати тысячи лет, девочка, — ухмыльнулся Дагдан. — Но нам даже не нужно пробираться в ее разум, чтобы заставить исполнять наши приказы. Но ты... такая отважная попытка защитить их всех от нас.
Разум Дагдана пронзил Люсьена как выстрел темной стрелы. Я врезалась в щит между ними. И моя голова — мои кости очень болели –
— Что за яблоко, — выплюнула я.
— Которое ты запихнула в свое горло час назад, — сказала Бранна. — Выращенное в личном саду короля, выдержанное на диете из воды с фэбейном. Достаточно, чтобы заблокировать твои силы на несколько дней, без применения кандалов. И вот ты здесь, думаешь, что никто не заметил, что ты планируешь сегодня исчезнуть, — она снова щелкнула языком. — Наш дядя был бы очень недоволен, позволь мы такому случиться.
У меня не хватало времени. Я могла бы рассеяться, но тогда я оставила бы им Люсьена, если только он не смог каким-то образом справиться с фэбейном, который попал в его организм из еды в лагере –
Оставь его. Я должна и смогу оставить его.
Но его будет ждать что-то, что, возможно, хуже смерти –
Его красно-коричневый глаз поблескивал.
— Иди.
Я сделала свой выбор.
Я взорвалась в ночь, дым и тень.
И даже тысяч лет не было достаточно для Дагдана, чтобы подготовиться, когда я рассеялась перед ним и ударила.
Я прорезала его кожаные доспехи, но недостаточно глубоко, чтобы убить, и, когда сталь зацепилась за их пластины, он мастерски извернулся, заставив меня либо открыть свою правую сторону, либо потерять нож –
Я рассеялась снова. На этот раз Дагдан пошел за мной.
Я не сражалась с неизвестными друзьями Хайберна в лесу. Я не сражалась с Аттором и ему подобными на улицах Велариса. Дагдан был принцем Хайберна — командиром.
И он сражался соответственно.
Рассеяться. Ударить. Рассеяться. Ударить.
Мы были черных вихрем стали и тени на поляне, месяцы жестких тренировок Кассиана дали о себе знать, когда я обрела почву под ногами.
У меня было смутное ощущение, что Люсьен смотрит в изумлении, даже Бранна была озадачена моим проявлением навыков против ее брата.
Но удары Дагдана не были тяжелыми — нет, они были точными и быстрыми, но он не вкладывал в них всего себя.
Тянет время. Утомляет меня, пока мое тело не переварит яблоко полностью, и его сила сделает меня практически смертной.
Так что я ударила по его слабому месту.
Бранна закричала, когда в нее врезалась стена огня.
Дагдан на мгновение потерял бдительность. Когда я глубоко порезала его живот, он заревел так, что птицы попадали с деревьев.
— Ты маленькая сучка, — выплюнул он, уклоняясь от моего следующего удара, когда огонь погас, и мы увидели Браннэ, стоящую на коленях.
Ее физический щит был поставлен небрежно — она ожидала, что я буду атаковать ее разум.
Она дрожала, задыхаясь от боли. Запах обуглившейся кожи теперь донесся до нас, прямо с ее правой руки, ее ребер, ее бедра.
Дагдан снова бросился на меня, и я подняла оба ножа, встречая его клинок.
На этот раз он не потянул удар.
Я ощущала его эхо каждым дюймом тела.
Почувствовала еще и поднимающуюся, удушающую тишину. Я чувствовала ее раньше — в тот день в Хайберне.
Бранна поднялась на ноги с резким вскриком.
Но там был Люсьен.
Полностью сосредоточенная на мне, на отнимании той красоты, которую я выжгла из нее, Бранна заметила его рассеивание слишком поздно.
Пока меч Люсьена не преломил свет солнца, просачивающийся через купола деревьев. А потом встретил плоть и кость.
Поляна сотряслась, как будто какая-то нить между близнецами была обрезана, когда темная голова Браннэ ударилась о траву.
Дагдан закричал, устремляясь к Люсьену, рассеиваясь к нему, и между нами теперь было пятнадцать футов.
Люсьен едва успел вытащить свой окровавленный клинок из перерезанной шеи Браннэ, когда Дагдан появился перед ним, делая выпад мечом с целью пронзить его горло.
У Люсьена было достаточно времени, чтобы увернуться от смертельного удара Дагдана.
У меня было достаточно времени, чтобы остановить все это.