Дворцовые интриги на Руси
Шрифт:
Составители продолжения Суздальской летописи, а также Новгородской четвертой поведали о нем так: «Тогда Гл?бъ изби братью въ Рязани, учинивъ лесть» [242] . Вот так, шесть безвинно загубленных жизней, и всего одна фраза, к тому же произнесенная так безучастно, как будто речь шла о событии, случившемся где-нибудь в Византии или Половецкой земле.
Обычно исследователи объясняют подобную сдержанность летописцев в оценке недостойных деяний князей их боязнью прогневить сюзеренов. Здесь это неприемлемо, поскольку Глеб Рязанский никакого влияния на составителей хроник не имел, к тому же после кровавой расправы над братьями и вовсе превратился в князя-изгоя.
242
Новгородская четвертая летопись СПб., 1849. С. 26. ПСРЛ. Т. 1. (Лаврентьевская летопись). М.; Л. 1962. Стб. 502.
Внешне
Глеб же, как свидетельствует суздальский летописец, имел совершенно иные намерения. Оказывается, им, а также его сообщником — родным братом Константином — овладела мысль избавиться от возможных конкурентов на рязанский престол и соединить в своих руках всю власть в княжестве. В средневековой практике междукняжеских отношений было много способов устранения соперников — изгнание, ослепление, заключение в поруб, — но Глеб избрал самый радикальный и жестокий. Он решил убить всех приглашенных «на поряд» князей: «И помыслъ има вложь рекшема има яко избьев? сих, а сам приимев? едина всю власть» [243] .
243
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 440.
Конечно, главным творцом этого грязного замысла, как и всегда, был дьявол. Это он наущает Глеба на братоубийство: «Гл?бъ князь Рязанскыи Володимеричь наущенъ сотоною на братоубийство» [244] . Но летописец не склонен ограничиться только такой традиционной констатацией. «Хорош» в его представлении и Глеб. Его замысел убить братьев он называет «окаянным». При этом напоминает о том, какое наказание приняли от Бога Каин за убийство брата своего Авеля или Святополк за убийство Бориса и Глеба. Жертвы обрели венец праведников, а палачи — вечную муку.
244
Там же.
Приглашенные князья собрались в Исадах, что на правом берегу Оки. Необычность места съезда, по-видимому, объясняется тем, что Глеб пытался исключить даже малейшее подозрение относительно своих коварных замыслов. В Рязань князья могли и не приехать. В Исады прибыли Изяслав, Кюр-Михаил, Ростислав, Святослав, Роман и Глеб. Предполагался, очевидно, приезд и Ингваря Игоревича, но по какой-то причине он не принял участия в съезде. В Лаврентьевской летописи на этот счет имеется несколько противоречивое объяснение: «Ингварь же не усп? при?хати к ним, не б? бо присп?ло еще время его» [245] . Из этой фразы сложно понять, то ли Ингварь опоздал на съезд, то ли (как младший среди рязанских князей) и не должен был участвовать в нем. Во Львовской летописи нет такой двусмысленности. Ингварь просто не успел прибыть, и тем самым спасся от смерти: «Ингварь же Игоревичь не успе приити на советъ. И тако заступи его Богъ отъ лютые смерти» [246] .
245
Там же.
246
Львовская летопись. Рязань, 1999. С. 194.
Прибывшие князья получают приглашение от Глеба и Константина на торжественный обед, который должен был состояться в их шатре. По-видимому, это предусматривалось протоколом встречи и не могло вызвать у гостей Глеба каких-либо подозрений. Пир давался в их честь, и они охотно приняли приглашение.
«Они же, — замечает летописец, — не в?дуще злыя его мысли и прелести, вси шесть князии каждо с своими боляры и слуги придоша в шатеръ ею» [247] . Глеб же тем временем готовился к их встрече. Для расправы над братьями им были снаряжены специальные отряды из слуг и половцев. Вооруженные до зубов, они еще до прибытия гостей были тайно помещены в соседний с княжеским шатер и должны были ожидать сигнала. Летописец подчеркивает, что об этой засаде никто не знал, разве только «злоу мыс ленный князь и его проклятые думцы».
247
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 440.
Замысел Глеба и Константина заключался в том, чтобы после выпитого вина, когда все уже будут в необычайном возбуждении, спровоцировать потасовку и в ней убить князей. Такое публичное устранение конкурентов, согласно их расчетам, могло бы сойти за несчастный случай и хотя бы частично обелило тех из участников кровавой драки, кто останется в живых. У нас, к сожалению, нет данных для подтверждения реальности такого плана, но, думается, он был именно таким.
Когда застолье было в самом разгаре и все его участники еще пили и веселились, Глеб вынул из ножен свой меч. Это было сигналом к началу нападения на ничего не подозревавших гостей. В княжеский шатер ворвались дружинники Глеба и половцы и принялись рубить князей, их бояр и слуг. Через непродолжительное время все гости были перебиты. Вот как описан этот кровавый финал пира в шатре Глеба Рязанского: «Начаста с?чи преже князи, также боляры и слугы ихъ много множство, один?х князии шесть, а прочих боляр и слугь бе-щисла, изби с своими слугы и с Половцы» [248] .
248
Там же. Стб. 441.
Это избиение рязанских князей случилось 20 июля в день памяти пророка Ильи.
Среди шести порфироносных жертв Глеба Рязанского пять состояли с ним в двоюродном родстве, а один — Изяслав Владимирович — был его родным братом. Входила ли и эта смерть в расчет Глеба или же Изяслав пострадал за компанию, сказать трудно.
Избиением братьев Глеб рассчитывал укрепить свое положение старейшины рязанских князей, но достиг прямо противоположного результата. Из обрывков свидетельств поздних летописных сводов можно заключить, что это злодейство лишило его поддержки не только со стороны суздальских князей Константина и Юрия Всеволодовичей, но и жителей Рязани. Они отказали ему в доверии и показали «путь от себя». Пришлось Глебу бежать к своим союзникам половцам. В Рязани утвердился Ингварь Игоревич, тот самый, который так счастливо опоздал на княжеский съезд.
Через год Глеб Владимирович с братом Константином предприняли попытку вернуть себе рязанский престол, но она оказалась неудачной. С наемной дружиной половцев они в 1219 г. подошли к Рязани. Навстречу вышел во главе рязанских полков Ингварь Игоревич. В состоявшейся битве Глеб и Константин потерпели сокрушительное поражение и вновь бежали в Половецкую землю. Описание этого столкновения, содержащееся в Лаврентьевской летописи, заслуживает того, чтобы быть полностью процитированным: «Того же л?та. Безаконныи Гл?бъ Володимеричь приде со множеством Половець к Рязаню, и изиде противу имъ Ингваръ съ своею братиею, и ступишимся обоимъ бишася крепко, и Божьею помощью и креста честного силою поб?ди Ингваръ злаго братоубиицю Гл?ба, и многы от Половець избиша а ины извязаша, а сам оканьныи вмал? утече» [249] . Победа Ингваря, как видим, была предопределена, поскольку ему помогал сам Бог.
249
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 444.
На этом, по-видимому, попытки Глеба Рязанского вернуть так бездарно потерянный стол не прекратились. Помощниками его в этом несбыточном мероприятии были все те же половцы. Других союзников из числа русских князей он так и не приобрел. Вероятно, никто не хотел рисковать своей репутацией связями с «окаянным» и «беззаконным» Глебом.
В Московском летописном своде имеется одно любопытное сообщение под 1219 г., которое, наверное, имеет отношение к отражению Ингварем Игоревичем претензий Глеба на рязанский стол. Он просит владимиро-суздальского князя Юрия Всеволодовича и его брата Ярослава оказать помощь в борьбе с половцами. Те направляют ему свои полки, с которыми он и выступает в поход. Еще до подхода русских дружин половцы снялись с позиций и спешно ушли в глубь степи. Ингварь настиг только их арьергард, который и был им разгромлен.
После этого ни прямых, ни косвенных свидетельств о Глебе Рязанском в летописи нет. Доживал ли он остаток лет у союзных ему половцев или же сложил буйную голову в одном из сражений за рязанский престол, мы не знаем.
Князь мятежный и святой
Очерк посвящен черниговскому князю Михаилу — личности в высшей степени примечательной в истории Руси. Посмертно причисленный Русской православной церковью к лику святых, в мирской жизни он не стяжал почестей и похвал. Да и заслуг особых не имел. Судьба благоволила к нему, но распорядиться как следует ее дарами он не мог. Его княжеская карьера началась на Калкском поле в 1223 г., где он храбро сражался с монголо-татарами, а завершилась в ставке хана Батыя в 1246 г. Между этими событиями почти четверть столетия мятежной и драматической борьбы за власть, в результате которой он поменяет четыре княжеских престола, измеряет десятки тысяч километров по Руси и Европе в поисках лучшего, но так и не удовлетворит своих амбиций. Они на каждом этапе его княжеских притязаний оказывались выше возможностей их реализации. Романтик в нем преобладал над прагматиком. В этом отношении Михаил Всеволодович был полной противоположностью своим знаменитым современникам — Данилу Галицкому и Ярославу Всеволодовичу.