Дворцовые перевороты
Шрифт:
Леди Милдмэйн, если это была она, прибыв в Рим осенью, убеждала главу иезуитов, что для максимальной эффективности заговора необходимы финансовые вливания, ведь заговоры – вещь дорогая, нужны люди и т. д. Думать о привлечении к заговору новых людей приходилось уже хотя бы потому, что приготовления требовали больших средств, которые до сих пор покрывались за счет Кейтсби, а его ресурсы стали иссякать. Возможно, орден иезуитов не желал быть открыто связанным с заговорщиками. Аквавива не дал денег, но подал идею. Мысль иезуитов заключалась в следующем: если заговор требует новых людей, то пусть эти люди сами платят за участие в столь благородном и святом начинании (похожая мысль в свое время
Кейтсби и Перси получили право принимать в число заговорщиков новых людей и начали вербовать сторонников среди католического дворянства. Этих людей можно было бы расставить в день покушения возле Тауэра, чтобы схватить тех членов королевской семьи и знатных сановников, которые останутся в живых после взрыва или не будут присутствовать на заседании парламента. Постепенно в ряды участников заговора вошли Роберт Винтер, брат Томаса, и Джон Грант. Одним из последних, уже 14 октября, примкнул к заговору Фрэнсис Трешем, кузен Кейтсби и Томаса Винтера, зять католика лорда Монтигла. Трешем вступил в заговор после серьезных колебаний. Именно роль этого человека в последующих событиях во многом неясна, но безусловно важна. Есть предположение, что Трешем и «сдал» заговорщиков.
Фокс вернулся в Лондон с хорошими вестями: иностранные дворы пообещали посодействовать в богоугодном деле. Отец Гарнет и другие иезуиты выехали из Лондона, чтобы не компрометировать церковь участием в убийстве короля. Но в качестве связной, а также «глаз» и «ушей» осталась леди Милдмэйн. Хотя и она была готова уехать, как только станет «горячо», – у ворот особняка Милдмэйнов стояли запряженные лошади.
Пороховой заговор был подготовлен. Мина подведена. Гаю Фоксу как опытному военному было поручено стать главным исполнителем. Фокс уже подсоединил к мешкам с порохом длинный фитиль, который должен был поджечь заряд. За четверть часа, пока огонь добрался бы до мины, Фокс предполагал сесть в подготовленную лодку и отъехать как можно дальше от здания парламента (у Королевского моста уже качалась на привязи лодка). Ниже по реке Фокса должно было ждать судно, которое немедля доставило бы его в Нидерланды. Там он смог бы сообщить остальным заговорщикам, что наступила долгожданная минута и надо действовать.
Оставалось десять дней до открытия парламентской сессии. «Парламентская сессия должна была открыться 5 ноября 1605 года, и этот день, по мнению заговорщиков, обещал стать знаменитым и славным в календаре английской католической церкви. К этому времени на лезвиях мечей заговорщиков были сделаны надписи духовного содержания, а на эфесах выгравировано изображение Страстей Господних», – пишет в своей книге С. Цветков.
У Кейтсби вызывал беспокойство только Фрэнк Трешем, который до сих пор еще не внес обещанные две тысячи фунтов. Дело в том, что умер отец Трешема, и Фрэнк сделался обладателем Раштон-холла, одного из лучших поместий Средней Англии. Теперь он раскаивался в своей клятве на верность заговорщикам, так как она грозила лишить его громадного поместья, которое в случае раскрытия заговора было бы немедленно конфисковано.
Но существовало еще одно препятствие, о котором Кейтсби и не догадывался. Е. Черняк пишет: «Дело было в том, что сэр Роберт Сесил, граф Солсбери, государственный секретарь Англии, знал о развитии заговора в каждом его фазисе благодаря своим агентам при иностранных дворах, куда обращались заговорщики. Это дело было так хорошо известно ему, что он даже вступил в переговоры с папским нунцием в Париже, готовым гарантировать личную безопасность короля при условии отмены уголовных законов против католиков и дарования свободы католического богослужения в Англии».
Политика государственного секретаря лорда Сесила состояла в том, чтобы не делать ничего даже минутой раньше, чем следует. Неожиданное раскрытие заговора, спасение королевской жизни, суд над преступниками и арест иезуитов обеспечили бы ему вечную благодарность Якова. И Сесил терпеливо ждал.
Заговорщики думали, что они невидимы, и сами не увидели приготовлений, направленных против них. В продолжение лета и осени более проницательный взгляд мог бы заметить подвижки в армии, все подразделения которой были укомплектованы и усилены, заготавливалось оружие и боеприпасы, как будто королевству угрожает иностранное вторжение.
И все же тонкая игра государственного секретаря едва не была сорвана: один из членов палаты лордов получил анонимное письмо.
Загадка анонимного письма
В субботу 26 октября, вечером лорд Монтигл, член палаты лордов, живший в Монтегю-Клоуз, неожиданно отправился ужинать в свой замок Хокстон, который он получил в приданое за своей женой Элизабет Трешем (сестрой Фрэнсиса Трешема). До смерти королевы Елизаветы Монтигл вместе с другими будущими участниками Порохового заговора принимал участие в мятеже Эссекса, за что его принудили уплатить разорительный штраф более чем в пять тысяч фунтов стерлингов. Однако после вступления на престол Якова Монтигл объявил в письме к королю о своем желании принять англиканство. Вслед за этим Монтиглу возвратили его имения, и он стал членом палаты лордов. Это прямо-таки зеркальное отражение истории Генриха IV, сменившего протестантскую религию на католическую ради короны: «Париж стоит мессы». Монтигл пожертвовал мессой ради внушительной компенсации.
При этом лорд Монтигл находился в более или менее близком родстве со многими заговорщиками, поддерживал дружеские отношения с Кейтсби, Фрэнсисом Трешемом (он был женат на его сестре), с Томасом Винтером, который служил в его свите, и другими. Но заговорщики не знали, как считает Е. Черняк, что «лорд Монтигл к этому времени уже пользовался доверием и поддержкой Роберта Сесила. Кейтсби и его товарищи и не могли знать об этом. Тайное стало явным лишь спустя три с лишним столетия в результате исследования семейного архива Сесилов».
На ужине в Хокстоне у Монтигла был гость – дворянин из свиты католика лорда Монтегю Томас Уорд, тоже примкнувший к заговору. Когда подали очередную перемену блюд, в комнату вошел паж, державший письмо. По словам пажа, письмо было передано ему каким-то незнакомцем, прискакавшим на взмыленной лошади, который, передав письмо, тотчас умчался. К письму прилагалась устная просьба – вручить его лично лорду Монтиглу. Тот сломал печать и прочел письмо вслух.
Лорду Монтиглу советовали, если ему дорога жизнь, не присутствовать на заседании парламента, так как Бог и люди решили покарать нечестивого «страшным ударом».
Двусмысленное, но полное тревожных намеков письмо было прочитано в присутствии пажей и слуг, которые тем более были поражены происходящим, что Монтигл, потеряв всякий аппетит и забыв о роскошно сервированном ужине, немедля встал из-за стола и приказал седлать лошадей. В 10 часов вечера после бешеной скачки он на взмыленном скакуне подлетел к правительственному зданию Уайтхолла. Несмотря на поздний час, в нем находились сам Сесил и четыре лорда-католика – Ноттингем, Нортгемптон, Вустер и Саффолк, – которые были введены в состав Королевского тайного совета. Лорды пришли на ужин к Сесилу, но, несмотря на довольно поздний час, еще не сели за стол. Поспешно вошедший в зал Монтигл передал Сесилу полученное письмо.