Дворец наслаждений
Шрифт:
Итак, вы пришли насладиться иллюзиями. Что же есть иллюзия? То, чего нет? То, что могло бы быть?
— Невероятно! — шепнул маркиз, толкнув Конана локтем. — Сейчас нас угостят заумными рассуждениями!
Варвар с некоторым недоумением покосился на своего спутника. Маркиз Каркаду говорил о госпоже Эвнике много нелестных слов, как и о ее представлении. Он заранее был уверен в том, что представление окажется скверным, он знал цену бывшей куртизанке и неоднократно становился свидетелем ее скандальных выходок в свете. И все же маркиз пошел сюда. Мало того — он искренне обрадовался,
Между тем Эвника продолжала:
— Но разве самому степенному из вас не кажется иногда, что его собственная жизнь — только мираж? Кто знает? Может быть, в эти мгновения на него находит озарение. Так или иначе, смотрите, восхищайтесь и размышляйте. Сначала мои помощники продемонстрируют вам свои скромные умения. Нибилла, чье пение и игру вы уже слышали, — моя воспитанница. Я нашла ее много лет назад на берегу моря. Она была почти ребенком в ту пору, совсем беспомощным, испуганным… Я приютила сироту и лично занималась ее воспитанием. Она поет песни на языке своего народа…
Многие из зрителей хотели бы спросить, что это за народ, но правила этикета не позволяли прерывать представление. Тем временем появилась и Нибилла.
На сей раз она играла на небольшой виоле, резонатор которой был сделан из панциря морской черепахи. Вновь зазвучала песня, состоящая из звуков странных и таинственных. Нибилла пританцовывала. Серебряные бубенчики на ее лодыжках отзванивали ритмический рисунок. А в световом луче за ее спиной проступила отчетливая картина — морской берег, нагромождение далеких скал, пенные буруны и далекий парус у самого горизонта.
— Мне кажется, я узнаю это место, — пробормотал Каркаду в растерянности.
— А я узнал, на каком языке она поет, — ответил киммериец. — Кром всесильный! Мне следовало сразу догадаться!
— И что же это за язык?
— Это язык китов и дельфинов. Язык жителей моря, — Конан наморщил лоб. — Говорят еще, что разговаривать их научили лемурийцы. А там, где пахнет лемурийцами, там обязательно случаются занятные штуки…
— Но ведь этот народ погиб весь целиком! — поразился маркиз.
— Народ не может погибнуть целиком, поверь мне, — возразил варвар. — Мне уже доводилось сталкиваться кое с кем из них.
Нибилла закончила песню на необыкновенно высокой ноте, перевела дыхание и сразу начала вторую. В этой девушке, кроме раковин, росших из головы, была еще одна странность: во время пения она словно впадала в транс. Казалось, окружающее перестает существовать для нее.
Изображение за ее спиной померкло и сменилось другим. Теперь зрители наблюдали чудеса подводного мира. Одна за другой проплывали яркие рыбы с разноцветными плавниками, хищно моргал спрут, затаившийся за коралловой порослью. Зрелище постоянно изменялось.
Вот виден песок на дне, из которого торчит костяк затонувшего корабля. Раскрытый сундук, полный тусклых золотых слитков и драгоценных камней. У подножия сундука скалится жутко череп бывшего владельца этих сокровищ. Теперь он спокоен за их сохранность!
Снова меняется
— Бр-р-р! — маркиз стряхнул наваждение. — Мне показалось, что я тоже утопленник, — признался он. — Забавное ощущение.
— Ты полагаешь? — процедил Конан сквозь зубы. — Мне так не кажется.
Происходящее нравилось ему все меньше и меньше.
Выступление Нибиллы закончилось. С поклоном она отступила в луч света, который внезапно погас, чтобы через мгновение вспыхнуть вновь. Теперь в нем стояла другая девушка. Совершенно обнаженная, она держала в руках бубен. Ее тело было необычайно соблазнительным, пышным, но в меру. Узкая талия подчеркивалась приятной округлостью бедер, высокая крепкая грудь дразнила взгляд. У этой на голове тоже были раковины, еще более причудливой формы.
— Ликея, моя вторая приемная дочь! — проговорила госпожа Эвника, не показываясь перед зрителями. — Ее настоящие родители погибли случайно, во время одной из глупых и ненужных человеческих войн. Может быть, по этой причине Лике нравится играть с холодной сталью. Орудия убийства превращаются ею в декорацию, она попирает их и затмевает блеск мечей красотой своего тела.
С легким скрежетом каменный пол вокруг Ликеи весь ощетинился клинками и лезвиями. Мечи, кинжалы и ножи, устремленные остриями вверх, мерцали в луче. Ликея танцевала между ними, кружась и изгибаясь. Единственным аккомпанементом танцу служили мерные удары бубна.
Все быстрее и быстрее плясала Ликея, ритм бубна учащал сердцебиение зрителей. Казалось, еще немного — и танцовщица оступится, тело ее будет искромсано клинками…
— Вздор, — говорил Каркаду, — мечи наверняка иллюзорные…
При этом маркиз нервничал и терзал пальцами кружева манжет.
Следующим выступал Нагир — невероятно уродливый карлик с лицом грустного, красивого юноши.
Росли ли раковины из его черепа, разглядеть было невозможно из-за парчового пышного тюрбана, усыпанного крупным жемчугом. Свои короткие, искривленные ручки Нагир держал скрещенными на груди. Между пальцами рук у него были прозрачные перепонки.
— Не думайте, господа, что мой воспитанник обижен судьбой, — произнес из темноты голос Эвники, — не смейтесь над его внешностью. Если бы вы знали, сколько красивых женщин дарили ему свою любовь, вы поняли бы, что облик человека — тоже иллюзия. Причем — самая пустяковая. Нагир одарен природой как никто другой. С самого своего рождения он умеет читать чужие мысли…
— Но позвольте! — не выдержал граф Борко, известный путешественник, повидавший немало. — Какое отношение имеет чтение мыслей к иллюзиям? Скорее, это эмпатика…