Дворяне 2
Шрифт:
Влюблённые подошли к нему, он перекрестил их и поочереди поцеловал каждого в лоб. Затем жених и невеста поцеловались друг с другом. Пётр Егорович тоже благословил молодых, хотя он это уже сделал раньше, и все присутствующие захлопали в ладоши.
Пришлось изменить планы, и первый тост произнесли за жениха и невесту, а потом уже поднимали хрустальные рюмочки за именинников. К обеду у Верещагиных был приготовлен гороховый суп и на второе картошка с курицей. А на закуску женщины успели приготовить только салат из овощей под горчичным соусом. Салат состоял из варёной картошки, свёклы, красного лука и солёных огурцов. Несмотря на скромное угощение, все с аппетитом поели и за столом начались разговоры. Сначала обсудили, как будут справлять предстоящую свадьбу и наметили венчание, на десятое декабря. Решили, что свадьбу проведут скромно в кругу семьи. Затем углубились в воспоминания; каждый приводил примеры из своей свадьбы, вспомнили, как Саша на своей свадьбе наступил невесте на ногу во время вальса. Вспоминали это с улыбками.
– Хорошо и весело мы раньше жили, – с ностальгией говорил жених Пётр Петрович.
– Это верно, – согласились с ним сидящие за столом родственники.
– Но что с людьми стало? – продолжил он свою мысль. – Все, как с ума сошли; кругом расстрелы жестокости, на моих глазах по приказу большевиков арестовали троих железнодорожников в Данилове, и Семёна Александровича чуть не расстреляли.
– Я, думаю, – предположил Семён Александрович,– это всё из-за людской зависти. Одни живут лучше, другие хуже – вот и начался передел собственности. Чем всё это закончится трудно даже предсказать. Одно ясно – ничего хорошего ждать не приходится.
После такого умозаключения, лица у всех стали серьёзные и некоторое время за столом установилась тишина.
– Давайте не будем говорить о грустном, – предложила Мария, – я вам сейчас спою, если вы не против. На её нежном личике засветилась добрая улыбка.
– Конечно, спой, мы с удовольствием послушаем! – попросили несколько голосов.
Мария сходила в соседнюю комнату, где лежали музыкальные инструменты, и принесла гитару. Проверив настройку, она запела неополитанскую песенку из репертуара прежних музыкальных занятий в Петербурге. Струны её гитары звучали тихо и томно, девичий звонкий голос хорошо гармонировал с аккордами, хотя не всегда она попадала в нужную ноту. Сказывались редкие репетиции. Раньше Верещагины часто разучивали какие-нибудь новые песни, но теперь было не до этого.
На улице стало смеркаться, дело шло к вечеру, и Семён Александрович вспомнил о делах по хозяйству: надо было загонять в сарай с пруда уток и гусей. К тому же пора их кормить.
– Матрёша, узнай, пожалуйста, Калачёвы в обед коров доили? – попросил он служанку, которая сидела за столом и что-то с удовольствием рассказывала Юле, не обращая внимания, на звуки гитары.
Мария перестала играть и предложила выйти прогуляться на улицу. Пётр Егорович поддержал её:
– Всё правильно, вредно долго сидеть на месте, надо двигаться. Движение – это жизнь.
Верещагины решили показать гостям своё хозяйство, ведь они давно не были у них в деревне. Погода опять загрустила, с неба посыпался мелкий дождь со снегом. Когда подходили к пруду, Семён Александрович подумал о сыне: «Как-то там мой Петенька в лесу поживает, давно не приходил».
– Сколько у вас гусей и уток! – удивился Пётр Егорович, увидев многочисленную стаю плавающих птиц на пруду. – Это всё ваши?
– Да, это наши, – подтвердил хозяин, – мы сюда чужих гусей и уток не пускаем. Но это их сейчас много. Вот, весной почти ничего не останется, едоков у нас тоже много. Могут ещё и коммунисты отобрать.
– Могут, – согласился Смирнов. – У нас тоже сейчас много живности, и боимся, что отберут. Работаешь, стараешься и всё напрасно. Если отберут, то больше не буду ничего по хозяйству делать, – упрямо заявил он.
– Пётр Егорович, а вы сейчас людей лечите, или уже отошли от этой должности?
– Лечу, друг мой, как же не лечить-то, обращаются за помощью люди даже из дальних деревень, плачут, умоляют помочь, и приходится запрягать лошадь и ехать. Конечно, люди благодарят, деньги дают, а, если вижу, что очень нуждаются, то не беру ничего.
Пока загоняли многочисленную, шумную, стаю гусей и уток в сарай, с неба повалил снег крупными хлопьями, но земля была не тронута морозом, это означало, что снег скоро растает. Семён Александрович решил зайти в амбар посмотреть, не пришёл ли туда сын Петя. В амбаре имелась небольшая печка, и, открывая замок своим ключом, сын иногда приходил туда переночевать. Верещагин сообщил остальным родственникам о своём решении проверить амбар, и почти все пошли в дом, так как уже продрогли. С Семёном Александровичем остался только Пётр Егорович, которому Верещагин кратко рассказал про сына, о том, что он убил милиционера, и теперь скрывается. Пётр Егорович был свой человек и Верещагин знал, что он не выдаст.
Предчувствия отца оказалось не напрасны, на дверях амбара навесного замка не было, а дверь изнутри кто-то запер на засов.
– Петя открой, – постучал в дверь отец.
За дверями послышались шаги и дверь, как и ожидалось, открыл сын. У него был заспанный и потрёпанный вид. Увидев Петра Егоровича, он смущённо поздоровался и пригласил отца и гостя войти в амбар. Пётр Егорович поздравил его с днём именин и пошутил, что сегодня собрались три Петра – это хорошее предзнаменование. Петя зябко поёжился, хотя был одет в овчинный полушубок, и в амбаре было достаточно тепло. Пётр Егорович потрогал его лоб:
– Да у тебя, мил человек, жар. Надо бы измерить температуру. Я с собой всегда вожу в саквояже медицинские принадлежности. Пойдёмте в дом, я осмотрю больного, – сказал он озабоченно.
– Правильно, – согласился Семён Александрович, – хватит скрываться. Тебя, Петя, и так никто не ищет. А, если придут, то пусть предъявят доказательства. Саша адвокат, он сумеет тебя защитить. О том, что ты убил Василия Калачёва, знают только несколько человек. Даже твои сёстры ничего не знают.
– Я убил негодяя, который сдал отца под расстрел, – оправдался перед гостем Петя.
– Да, я знаю, ты правильно поступил, – успокоил его Пётр Егорович.
В доме всем объявили, что Петя заболел и приехал из Данилова, где якобы работал. Его уложили в постель на первом этаже, в комнате, в которой обычно спал отец, там было две кровати. Пётр Егорович достал из саквояжа градусник и медицинскую трубку. Сначала он больного прослушал, а затем дал ему градусник и велел подержать подмышкой.
Через десять минут Петя подал ему градусник, и врач сделал заключение:
– Ничего страшного, обычная простуда.