Двойная честь
Шрифт:
Они ждали более десяти лет. Они почти сразу определились с видом мести – только смерть для императора Твердых земель. Нехорошая смерть от подлого удара в спину – этого (по их мнению) был достоин лорд Исидор.
Сперва князь думал, что сделает это сам: на каком-нибудь приеме в Синем дворце или в ратуше Гримтэна всадит государю стилет в печень. Или перережет горло широким ножом. Но эта инициатива грозила смертью и Трифору и его сыну, который был в заложниках, и всему домену князя. Рыцари Исидора могли жестоко отомстить за смерть императора.
«Наймем убийцу, твоя милость», – предложил Зан.
«Не так все просто, умник, –
«Оставь это мне, твоя милость. Уж я постараюсь – найду такого ловкача», – заверил господина дружинник, хотя сам понимал – дело это не из легких.
Тот, кто ищет, всегда находит то, что искал. Вопрос ведь только во времени. И Зан нашел. Причем тогда, когда приостановил свои поиски. Вот ведь странная штука…
Понадобилось ему съездить в Нортус – в город, известный своими мастерами. Собирался дружинник подарок знатный своей невесте выбрать – что-нибудь блестящее и яркое, из металла драгоценного. В дороге он столкнулся с южным торговым караваном – кожи овечьи и масла разные ехали в Нортус. И вот среди караванной охраны заметил Зан странного воина. Тонкого, статного, одетого весьма просто, почти налысо остриженного и с необычным оружием – двумя короткими заплечными мечами и набором метательных ножей в кармашках широкой перевязи. Службу свою этот парень нес только ночью, когда другие спали, а сам отдыхал днем – в одном из фургонов. И никто не смел его тревожить. Держался этот воин особняком и ни с кем особо не разговаривал, только по делу. И еще одна черта подсказала Зану, что за тип сторожит его и караван по ночам – белый шрам на скуле парня.
Это был не шрам-памятка о детской шалости, и не боевой шрам. Это был знак отличия, который указывал на принадлежность странного воина к касте наемных убийц. Так, по крайней мере, хотелось думать дружиннику. Потому что шрам мог все-таки оказаться детской меткой или боевым рубцом.
Зан решил рискнуть и проверить свои познания…
* * *
Ночь была ясной, луна – во второй четверти. Она сияла зеленоватым огнем, будто гигантский светляк. Ночной страж каравана сидел неподвижно в тени большого валуна, сам похожий на темный валун. Зан не строил иллюзий насчет его бдительности и выдал свое приближение, не желая нарваться на что-нибудь вроде метательного ножа в горло:
– Привет, полуночник, – и сказал это тоном веселым, доброжелательным.
Страж встал, вежливо поклонился, вновь сел. В ту же тень, в ту же позу.
– Не спиться мне, – пожаловался Зан, присаживаясь рядом. – Бывает же такое.
Парень в черном вместо ответа что-то протянул дружиннику. Зан подставил ладонь – в нее тут же лег маленький мягкий шарик.
– Это из бух-травы, – молвил страж. – Съешь, водой запьешь – и сразу в сон впадешь. Бух-трава.
– Ишь ты, хитрость какая, – подивился Зан, рассматривая шарик. – А непростой ты парень.
– Это бух-трава непростая, а я простой, – ответил страж.
Дружинник покивал, сунул чудесный шарик в поясной кошель и продолжил начавшийся разговор:
– Это я сразу приметил, что ты непростой. Оружие, стать твоя и то, что не спишь по ночам. Непростой ты охранник. Да и шрам твой на скуле – много значит.
– В детстве вишневая ветка заметила, – сказал страж.
Зан возликовал – это была проверочная фраза – пароль. За последние десять лет он и его господин много узнали про наемных убийц. Знания эти давались нелегко, но как же они сейчас пригодились! Теперь нужно было сказать парню в черном ответную фразу. Сказать правильно, чтоб не нарваться на грубость или еще что похуже.
– Ветка – вишне, на добрый урожай; шрам – человеку, на добрую память, – сказал дружинник.
Воин в черном помолчал, никаким движением, никаким взглядом не выдав того, что Зан сказал то, что нужно. Потом заговорил, четко и кратко:
– Я пока занят – дело есть в Нортусе. Если у тебя спешное что – укажу тебе другого, он и постарается. Если твое терпит – где и когда обговорим?
Зан широко осклабился. Конечно, терпит. Десять лет терпело и сейчас несколько дней потерпит. Очень уж понравился дружиннику этот парень. Четким разговором, точными движениями, лицом серьезным, гладким, будто каменным – не было на нем эмоций.
Так Зан познакомился с Кортом. Тот направлялся в Нортус для выполнения одного из своих заказов. А чтоб не привлекать лишнего внимания, ехал туда под видом караванного охранника…
«Обговаривать дело» решили в лесу, у Юрко-ручья. Не желал князь Трифор пускать в свой замок такую личность, как убийца Корт.
На встречу, что была назначена ночью, тот будто с неба явился – спустился на тонкой веревке из ветвей раскидистого дуба, да вниз головой, да в черном колпаке-нахлобучке, да с горящими желтым огнем глазами. Князь был изумлен – не то слово, даже за оружие сперва схватился, думая, что в засаду попал. А Зан справедливо отметил, что зрелище это Корт устроил для того, чтоб цену себе набить. Вот, мол, я какой – необычный, боевой.
– Кого мне убить для вас? – сразу спросил убийца, спрыгивая в траву.
– Главного в империи, – ответил Трифор, приходя в себя.
Корт помолчал. Потом стянул с головы колпак, сказал глухо:
– То ли я слышу?
– Что ж ты услышал? – отозвался Зан, кладя руку на крестовину меча (всякого он теперь ждал от наемника).
– Главный в империи – император. И слышу я: лорда Исидора вам прибрать хочется, – вымолвил убийца.
– Все точно, – кивнул Трифор. – Говори же: берешься? И сколько это будет стоить?
Корт помолчал, глядя по-волчьи горящими глазами в лицо князя. Потом ответил:
– Я Шип, господа. И я берусь. И оценю я главного в империи, как барана, к празднику откормленного, в пять золотых.
– Шип, – выдохнул Зан. – Слыхал я про вас много чудного…
– Ничего про нас уже не слыхать, – хмыкнул Корт, направляя на него желтые глаза. – Потому что нет нас больше…
Шипы – странный народ из Крапчего края, укрытого от любопытных глаз дремучими лесами. То ли люди, то ли звери, похожие на людей – никто никогда не мог сказать точно. Потому что знали о них очень мало. Да и что узнаешь о тех, кто на сближение не идет, торговлей не занимается, любопытства не проявляет. Живет себе в непролазных пущах и доволен этим, и другого не желает. Говорили про них лишь чудеса всякие: что двигаются они по лесу бесшумно, как лисы, что видят в темноте так же хорошо, как и днем, будто волки, что сила в их тонких телах подобна силе разъяренной рыси, что бьют они так быстро и так точно, как черная болотная гадюка.