Двойная игра
Шрифт:
Почти одновременно хлопнули двери других машин, и две группы по три человека, ежась от холода и сырости, поплелись вслед за первой троицей.
– Все готовы? – гаркнул Коллингсуорт. В ответ раздалось невнятное мычание. – Ну тогда идемте заберем нашего Икара.
Он энергично зашагал к мосту, на всякий случай нащупав в кармане пальто свой пистолет и сняв его с предохранителя. Остальные восемь человек выстроились цепочкой ему в затылок.
В голову Элбрайта закралась мысль, что сия процессия, должно быть, имела крайне идиотский вид: девять клоунов, разыгрывающих пародию на политический детектив. Шли молча. Трое болгар семенили, растерянно озираясь по сторонам, будто бы стараясь понадежнее упрятать в свою память
С другого конца моста им навстречу двинулась группа, примерно равная по численности компании Коллингсуорта. Элбрайт знал, что где-то в центре встречной процессии находился Дэвид Андерсон, преодолевающий последнюю сотню шагов к свободе после четырех лет заключения. Андерсон был летчиком, по слухам завербованным в частном порядке, но на самом деле являвшимся агентом по контракту и состоявшим в штате разведуправления. SR-71, пилотируемый Андерсоном, был сбит над советской территорией во время выполнения спецзадания, а катапультировавшего пилота захватили в плен, когда он приземлился на украинском кукурузном поле. С тех пор в течение четырех лет о нем ничего не было слышно. Разумеется, ходили всевозможные слухи, а советская контрразведка даже заявила, что самолет Андерсона захвачен целым и невредимым, но доказательств не последовало, и заявление не было принято всерьёз. В отличие от случая с Генри Пауэрсом, обломки самолета которого экспонировались для всеобщего обозрения, в данной ситуации не было никаких оснований полагать, что русским досталось нечто более значительное, чем обгоревшие останки SR-71. Скорее всего, перед тем как катапультировать, пилот успел включить режим самоуничтожения машины.
Элбрайта поражали такие, как Андерсон, гоняющие свои самолеты на немыслимой высоте с умопомрачительной скоростью через тысячи миль чужих территорий. Вероятно, это были люди иной закваски. Рядовому сотруднику Агентства ЦРУ по должности, а может быть и по возрасту, трудно было представить их характер.
Американская делегация достигла середины моста первой. Трое болгар сбились в кучку, перешептываясь на своем родном языке. Элбрайт не понял ни слова из их разговора, но по тону догадался, что эти люди чем-то сильно обеспокоены. И неудивительно. Советские органы безопасности были хорошо известны тем, что, зачастую, всю вину провала перекладывали на многострадальные плечи своих агентов, и наказание в таких случаях было прямо пропорционально размеру неудачи, о чем болгары, вероятно, знали лучше, чем Элбрайт.
КГБ контролировал все сферы деятельности военных и политических организаций в СССР. Даже служба космического шпионажа, формально подчиняющаяся только Министерству внутренних дел и правительству, фактически действовала по указке Комитета Государственной Безопасности. Его сотрудники были невидимы, пока их дела шли хорошо. Но, как только что-нибудь случалось, откуда ни возьмись появлялись рослые молодцы в штатском сродни тем, что приближались к группе Коллингсуорта.
С подчиненными и насильно завербованными агентами они всегда обращались властно и высокомерно, как с прислугой, не принимая возражений. КГБ широко использовал чехов, болгар и восточных немцев в особо рискованных и вероломных операциях, когда обнаружение связи с Москвой было крайне нежелательно, например при покушении на Папу Иоанна Павла Второго.
Элбрайт стоял чуть в стороне от своих товарищей, наблюдая за приближением русской команды. Андерсон был отгорожен от долгожданной свободы футбольной стенкой из пятерых верзил, как будто он мог рвануться к своим, не дожидаясь торжественной минуты передачи его из рук в руки. Элбрайт с нетерпением ждал этого момента. Он был удивлен, впервые услышав о готовящейся сделке, потому что в данном случае свобода для такого профессионала, как Андерсон, покупалась очень дешево.
Элбрайт задал этот вопрос Коллингсуорту, но тот отмахнулся, посоветовав ему не ломать голову по пустякам.
– Это не более чем игра в шахматы, – сказал он. – Иногда имеет смысл отдать фигуру за пару пешек, если она не влияет на ход дела. – Элбрайт не мог сказать точно, были ли эти слова цинизмом или мудростью. Его шефа хватало и на то, и на другое, зачастую в одном и том же утверждении. Но с другой стороны, Коллингсуорт был профессионалом и разбирался в подобных вещах лучше, чем он, Элбрайт, мог себе вообразить. Скорее всего, шеф был прав. Вероятно, Андерсон просто не знал ничего такого, что заинтересовало бы русских, или их попытки сломить его не увенчались успехом. А что, если болгары оказались гораздо более крупной рыбой, чем их считали рыбаки из Лэнгли? В конце концов, все эти предположения могли быть несостоятельными. Какая разница? Ведь пока Элбрайт не принимал собственных решений, любые его догадки просто ничего не значили.
Когда русская команда, в свою очередь, достигла середины моста, дождь опять усилился. Элбрайт был здесь единственным, кто приехал в легком шерстяном пальто. У него ломило зубы от холода и запаха мокрой шерсти. Это напоминало ему нью-йоркскую подземку, полную людей в мокрых шерстяных пальто. В часы пик, когда поезда набиты до отказа, люди не только выглядели, но даже пахли как овцы.
Мысли Элбрайта были прерваны приветственным возгласом Коллингсуорта.
– Что же это, Сергей? – спросил он чрезвычайно общительным тоном. – Очередная детская забава?
Здоровенный молодчик, по-видимому старший в русской команде, горько улыбнулся.
– Твои колкости, Ральф, необоснованны: мы здесь встретились с одной и той же целью, разве не так? Или ты скажешь, что не смог заснуть и вышел прогуляться?
– Может быть и так, – отвечал Коллингсуорт, широко улыбаясь, – но ведь я гуляю не один. Кингстонское трио в полном составе стоит за моей спиной, а у тебя, Сергей, только один человек.
– Да, замечательная тройка. Который из них Троцкий?
Напряжение спало. Капитаны команд рассмеялись, словно старые друзья, не обращая внимания на своих подчиненных и подопечных. Сергей Аркадьев подошел к перилам моста и облокотился на них, глядя вниз. Коллингсуорт последовал его примеру. Оставаясь недосягаемыми для посторонних ушей, они несколько минут по-приятельски болтали.
Элбрайт наблюдал за ними, переступая с ноги на ногу и время от времени выжимая воду из набухших рукавов своего пальто. Наконец, переговоры были закончены, и оба вожака направились к своим стаям. Андерсон был довольно высок ростом, и копна его черных волос возвышалась над фалангой КГБ.
И вот Аркадьев рявкнул что-то по-русски, и окружавшие Андерсона расступились. Тот, словно не веря, что наконец-то свободен, некоторое время стоял как вкопанный. Затем он сделал несколько пробных лунатичных шагов и почти бегом устремился к Коллингсуорту. Болгары, в свою очередь, неуверенно переглянулись. Но тут Аркадьев довольно резко посоветовал им поторопиться. Привыкшие повиноваться по первому слову, освобождаемые инстинктивно дернулись вперед, но тут же сбились в кучку – ни один из этих людей не хотел первым хлебнуть свободы из чаши, которую им протягивала рука КГБ.
Сделка состоялась. Группы расходились в противоположных направлениях. Коллингсуорт, придерживая Андерсона за плечо, повел его к месту, где сиротливо скучали под дождем три автомобиля. Элбрайт шел рядом, в то время как остальные, предвкушавшие скорое возвращение домой, торопливо семенили к своим машинам.
– Приятно вернуться домой, не так ли, мистер Андерсон?
Освобожденный летчик взглянул на Элбрайта удивленными глазами, как будто тот говорил на каком-то незнакомом ему языке. После некоторого молчания Андерсон медленно произнес: