Двойная наживка
Шрифт:
Через двадцать минут Скинк перестал грести. Он укрепил фонарь на планке сиденья и взял одну из удочек. Сидя на носу, Декер наблюдал, как тот колдует над леской, потом услышал, как он тихонько выругался. Наконец Скинк повернулся на сиденье и передал Декеру спиннинг. К концу лески была прикреплена удлиненная резиновая наживка пурпурного цвета. По-видимому, она должна была изображать угря, змею или червя со щитовидной железой. Узел, сделанный Скинком, был чуть ли не самым крепким, который Декеру доводилось видеть.
– Посмотрим, как ты закидываешь, – сказал Скинк.
Декер держал удочку
– Погано, – сказал Скинк. – Попытайся высвободить ручку.
Он показал Декеру, как открыть лицевую сторону катушки и как управлять леской кончиком указательного пальца. Запястье, а не вся рука должна передавать импульс броску. После полудюжины попыток Декеру удалось забросить пурпурного угря на шестьдесят пять футов.
– Славно, – сказал Скинк и выключил фонарь Коулмана.
Лодка дрейфовала у самого устья маленькой пещеры, где вода казалась гладкой, как дымчатое зеркало. Даже в беззвездную ночь озеро светилось. Декер мог разглядеть сосны на берегу, стебли водяных лилий вокруг лодки, шишки кипарисов, участки высоких тростников.
– Пошли, – сказал Скинк.
– Куда? – спросил Декер. – Я не запутаюсь в этих лилиях?
– На конце твоей лески крючок, который не боится водорослей. Закидывай удочку, как раньше, а потом подражай движениям червя. Заставь его плясать, словно он чувствует, что его вот-вот съедят.
Декер сделал хороший бросок. Наживка с плеском шлепнулась среди стеблей. Вытягивая, он попытался покачивать ее, безуспешно стараясь заставить скользить пластиковую наживку.
– Господи, это же, мать твою, не хлебная палочка, это змея.
Скинк вырвал снасть из рук Декера и сделал потрясающий бросок. Наживка шлепнулась в воду, а плеск был слышен где-то далеко у берега.
– А теперь смотри на кончик удочки, – объяснил Скинк. – Следи за моими запястьями.
Змея-угрь-червь скользнула по стеблям лилий и стала извиваться на поверхности воды. Декер был вынужден признать, что наживка выглядела, как живая.
Когда приманка оказалась на расстоянии пяти футов от лодки, она будто взорвалась. Или взорвалось что-то под ней. Скинк откинулся назад и держался изо всех сил, но угорь вылетел из воды и шлепнулся на его купальную шапочку.
Сердце Декера забилось где-то под горлом. В воде, где только что была эта штука, остались только пузыри и пена.
– Черт возьми, что это было? – спросил он, заикаясь.
– Хог, – ответил Скинк. – И к тому же, хороший.
Он отцепил фальшивого угря от шапочки и вернул удочку Декеру.
– Попытайся. Теперь действуй быстро, пока у него в брюхе горячо.
Декер сделал бросок в том же направлении. Его пальцы дрожали, когда он заставлял резиновое создание двигаться поперек бухты.
– Вода нервничает, – сказал Скинк, вытирая бороду.
– Двигай чуть помедленнее.
– Вот так? – прошептал Декер.
– Да.
Декер услышал это прежде, чем почувствовал резкое сотрясение, как, если бы кто-то бросил в воду рядом с лодкой тлеющее бревно. Тотчас же что-то, что было совсем рядом, чуть не вырвало удочку у него из рук. Инстинктивно Декер подался назад.
– Проклятье! – ворчал Декер.
– Это большая девочка, – сказал наблюдавший за ним Скинк.
Рыба ушла вглубь, немного подергала удочку, потом зарылась где-то в корнях водяных лилий. Потрясенный Декер продолжал удерживать удочку. Скинк знал, что случится, и это произошло. Рыба поступила очень умно, запутав леску в водорослях и вырвалась с громким треском. Вся битва продлилась не более трех минут.
– Дерьмо, – сказал Декер. Он включил фонарь, изучая порванный конец мононити.
– Не менее десяти фунтов, – сказал Скинк. Он перекинул ноги через планку, зашнуровал свои ботинки и стал грести.
Декер спросил:
– У тебя еще есть такой же угрь?
– Мы уходим.
– Еще один бросок, капитан, – в следующий раз получится лучше!
– У тебя было все правильно, Майами. Ты получил, что хотел, приступ рыбной лихорадки. Пожалуйста, избавь меня от дурацких вопросов, пока мы будем добираться.
Декер заметил:
– Должен признаться, это увлекательно.
– Это все говорят.
Пока они плыли назад, к берегу, Декер не переставал думать о большом окуне, об ощутимом натяжении лески, позволявшем почувствовать его силу и напряжение своих собственных мускулов. Может быть, в этом наваждении Бобби Клинча и было что-то мистическое. Это впечатление, признался себе Декер, уединение и темнота на озере, нарушенные этой тварью, пришедшей из глубины, были бодрящими и очищающими. В этом не было ничего похожего на ловлю из дрейфующих лодок или на приманку из креветок с мостов в Кейсе. Это было что-то совсем иное. Декер чувствовал себя взбудораженным, как мальчишка.
– Хочу еще попробовать, – сказал он Скинку.
– Может быть, как-нибудь после того, как закончим грязную работу. Ты хочешь послушать мою теорию?
– Конечно.
Декер ждал этого всю проклятую ночь. Скинк продолжал:
– Роберт Клинч выяснил что-то о жульничестве. Он знал, кто это делает и как. Я думаю, он охотился за доказательствами, когда они его застукали на болоте.
– Кто его застукал? Дики Локхарт?
Скинк ответил:
– Дики не было в той, другой, лодке, которую я видел. Он не так глуп.
– Но кого-то он послал убить Бобби Клинча?
– Я в этом не уверен, Майами. Может быть, там была ловушка, может быть, Клинч появился в самом неподходящем месте в самое неподходящее время.
– А что Бобби искал? – спросил Декер.
Скинк сделал три гребка прежде, чем ответить.
– Рыбу, – сказал он, – особую рыбу.
Такова была теория Скинка или та ее часть, которой он счел возможным поделиться. Дважды Декер спрашивал Скинка, что он хотел сказать, говоря об «особой рыбе», но Скинк не отвечал. Он механически греб. На озере было слышно только его хриплое дыхание и ритмическое поскрипывание ржавых уключин.