Двойная радуга (сборник)
Шрифт:
Врачи три месяца пытались вернуть чувствительность ногам Риты, но… нет, не получилось. Ее готовят к выписке – для беседы приходит врач-психолог. Врач-(ахтунг!)-психолог громким голосом, не обращая внимания на присутствующих в палате, объясняет Рите тонкости выписки и особенности дальнейшего лечения.
Через слово так называемый психолог громко повторяет:
– Ведь у вас в истории болезни записано «суицид», поэтому бла-бла-бла… Ну вы же понимаете, если есть запись «суицид», то вас должны бла-бла-бла… Ваш случай – случай суицида, значит, вы – бла-бла-бла…
При первом же упоминании табуированного понятия я выхожу из палаты, за мной выходят сиделки. Мы усаживаемся
«Господи, боже, что за доктор-выродок!» – думаю я, смотря из темноты коридора на побледневшую жалкую Риту. При каждом повторении слова «суицид» она будто вжимается в подушку. Врачу-так-называемому-психологу хочется дать весомого пинка по заднице (и лучше не ногой, а металлической лопатой). Для скорости. Аж тьфу как неприятно.
Выхожу на улицу поздней осенью. Вдыхаю холодный городской воздух. Я жива, двигаюсь и осталась в своем уме. Но жизнь моя теперь изменится. И восприятие жизни тоже изменится.
О чем мы думаем, когда здоровы? О чем беспокоимся? Разве кто-нибудь, находясь в полном или относительном здравии, верит в то, что будет когда-нибудь парализован? Увечен? Безумен? Слеп?
Сколько времени мы тратим на поиски огромного счастья… мы тратим силы и здоровье, пытаясь увидеть его в любви, деньгах, новых впечатлениях, должностях или в удачной обновке. Но гораздо лучше, оказывается, ощущать просто счастливые мгновения – первый снег, цветы на даче, тихий вечер, шелест летнего дождя, долгие одинокие поездки на машине, чистый ковер под ногами, день без боли, возможность читать, разговаривать по телефону с подругой. Общаться с Богом. Вернее, с собой – с той частью в себе, что от Бога.
Маленький ребенок берет меня за уши своими ручками и целует в нос. И я чувствую себя счастливой.
Наташа Апрелева
Растущая луна
Растущая луна
– Алло, Лида, привет. Ты где сейчас? – Потапов вышел на балкон для усиления сигнала, хоть сигнал был нормальным и в помещении.
Грозовые облака висели так низко, что Потапов мог вполне метнуть в середину наикрупнейшего дротиком из недавно подаренного набора, и пролился бы, наконец, дождь. Нет, вспомнил физику Потапов, сначала бы глазами зверя сверкнула молния, потом бы раздался звериный рык, а уж потом из разорванных в клочья звериными клыками туч потекла вода. Которая не кровь.
– Я у Таньки, – сказала Лида, – мы шьем.
– Ага, – кивнул Потапов и потянул из кармана пачку сигарет, хорошую зажигалку, случайно выпала пятисотрублевая купюра, выпачканная чернилами с угла.
Сигареты положил на балконные перила, телефон и деньги – в карман, на уровне его глаз располагалась старая береза – с грубо раздвоенным стволом совершенно не березовой окраски, почти что черным, просто черным. В средней его части был прикручен алюминиевой проволокой старомодный скворечник, птицы в нем не селились никогда. Тщательно вырезанные треугольные листья выглядели темнее, чем были на самом деле.
– Алло, Таня, привет, – Потапов сделал паузу и прикурил от хорошей зажигалки, – ты прости, беспокою тебя. Тут с Лидой разговаривал, и что-то со связью. Разъединилось. Ты не позовешь ли ее? Ага, спасибо.
Ожидая ответа, успел дважды затянуться. На площадке перед подъездом соседка с первого этажа Тамара Константиновна гуляла в кружевных перчатках и с пекинесом на поводке. Пекинес лаял вокруг. Контртенор, подумал Потапов и произнес:
– Алло, Лида. Вечно ты что-то проделываешь с аппаратом. Отключилась, говорю! А я что хотел-то. На обратном пути водички захвати минеральной, хорошо? Несколько бутылочек. Лучше – восемь. Маленьких. А то я, боюсь, не успею, завтра на коллегии выступать и надо подготовиться. Что? Да это неважно, когда приедешь, тогда и приедешь. Спасибо.
Еще несколько минут оставался на балконе, затушил сигарету, щелчком отправил окурок вниз, за траекторией не следил и не заметил возмущения Тамары Константиновны.
Вернулся в комнату. По экрану монитора носилась бегущая строка «Давай работай!» – пронзительно-зеленые крупные буквы, но Потапов не послушал призыва, достал из шкафа-купе светлые джинсы, летний пиджак и переоделся, глядя в бледное зеркало.
Как правило, Потапову был безразличен его внешний вид, не стал исключением и настоящий вечер, но требования социума Потапов уважал. Одетый, сел к компьютеру, проверил почту. Ответил на два деловых письма и одно – вольно определяющееся. Поморщившись, открыл рабочий файл и сосредоточился на аудиторском заключении: «Настоящим отчетом информируем Вас о выявленных в ходе аудиторской проверки недостатках и искажениях в бухгалтерском учете и отчетности, равно как и об отмеченных отклонениях порядка совершения ЗАО „Сокол-2“ финансовых и хозяйственных операций от требований нормативных актов, действующих в РФ…» Потапов любил свою работу, но не в каждый момент жизни. Откинулся на спинку кресла, вновь достал телефон. В конце концов, привычно подумал, так лучше для всех.
– Алло, Лида, это я опять. Знаешь, я тут подумал. Не заезжай за водой. Мне по-любому придется выбираться из дома, как оказалось. Так что сам куплю. Как ваше шитье? Молодцы. Куда собрались? Ах, пайеток взять у Мироновой. Ну понятно. Никогда не знаю, что такое пайетки. Пока.
Встал, кресло мягко откатилось от стола, столкнулось с низким диваном, на диване пошевелила страницами книга о вкусной и здоровой пище, Лидия на днях осваивала правила приготовления заливной рыбы. Рыба получилась средней по вкусу. Требовался еще звонок, и Потапов его примерно сделал.
– Лена, привет. Скажи мне, будь добра, что такое пайетки. Ничуть не издеваюсь, правда, интересно. Блестки для украшения одежды? Вот спасибо, страшно тебе благодарен. Не придуриваюсь я! Просто Лидка сейчас сказала, что собралась к тебе за этими самыми… Как раз заходит? Ну привет ей передавай. И пайеткам привет.
Вновь вышел на балкон.
Грозовые тучи уползли далеко на север, за пологие крыши домов, окрашенные тихим солнцем в темно-рыжий и блекло-красный; возможно – в края топких болот, ненадежных троп и хищных насекомых. Взамен ветер пригнал много новых облаков, кучевых и объемно-белых, в них хорошо опознавать медведя, гитару, гамбургер или любое другое тело, по выбору. Потапов ничего выбирать не хотел, он хотел покурить. С черной березы к его ногам пал листок, надкушенный тлей, Потапов неромантично выпихнул его пальцем босой ноги вон, за решетку. Балкон был старинный, решетка чугунная, все в пределах санитарных норм и государственных стандартов.
Посмотрел на часы. По старой памяти носил на правой руке, как это принято у аккордеонистов и баянистов. В детстве Потапов играл на аккордеоне, вполне мог и сейчас. Но за белоснежным «Weltmeister»-ом он не потянулся, а потянулся, напротив, за телефоном. Черным, как береза.
– Алло, Ксения? Ну я готов, в принципе. Минут через сорок буду. Хорошо, привезу. Делаешь коктейль «гвардейский», отлично. Я понял, тебе не хватает лимона. Двух лимонов.
Потапов улыбнулся двусмысленности: лимон – как цитрусовый, и лимон – как сленговое «миллион».