Двойная рокировка
Шрифт:
Когда ван дер Меер первый раз приехала с родителями в Лондон, они повели ее на Портобелло-роуд. Она была потрясена обилием необычных предметов. Особенно ей запомнилась лампа в виде забавного чернокожего музыканта с подставкой из оленьего рога. Портобелло-роуд всегда была для нее волшебным миром, немного страшным, потому что ребенок легко мог там потеряться, но в то же время необъяснимо притягательным. Какая-то неземная сущность, вызывающая благоговейный восторг. Она хорошо помнила его неповторимый аромат, где смешивались запахи сырости и плесени, нафталина и старых книг, человеческих тел
В детстве она даже сочинила рассказ, так и не опубликованный. Будто бы где-то в самом дальнем уголке Портобелло-роуд, среди бесконечной сутолоки и заваленных товарами ларьков, стоит прилавок — простой стол с одним-единственным предметом. Любой, кто к нему подходит, видит именно то, что искал. За прилавком стоит человек с рыжей бородой и лукавым блеском в глазах. Цена предмета всегда немного превышает наличность, имеющуюся у покупателя. Продавец и рад бы продать, но…
Ван дер Меер была на Портобелло-роуд всего несколько раз. Ее отец-голландец, известный адвокат, работавший в Международном трибунале по военным преступлениям, разрывался между Лондоном и Гаагой. Элизабет и ее брат в детстве жили с матерью-англичанкой в Кенте, выбираясь в Голландию лишь летом. Она довольно рано уехала в Америку, где училась в закрытой школе, а потом в университете. Десять лет назад она вернулась на родину, чтобы занять довольно выгодное место куратора музея, и с тех пор жила в Англии.
Сейчас ван дер Меер шла между нескончаемыми прилавками, заваленными никому не нужными вещами, которые тем не менее охотно раскупались.
Наметанным глазом она легко отличала зерна от плевел. Здесь вряд ли можно было найти что-то действительно ценное, как надеялись неопытные покупатели. Продавцы отлично знали истинную цену своего товара, что не мешало им запрашивать втридорога и отчаянно торговаться. Ван дер Меер скользила взглядом по фотокопиям, начищенным до блеска стальным подделкам, доморощенному антиквариату и изъеденным червями книгам, моментально выхватывая взглядом подлинные гравюры, серебряные предметы и чуть похрустывающие сухие фолианты. Настоящие произведения искусства имеют ауру, которую может различить только опытный глаз.
Директриса взглянула на часы: 10.30. Ее мобильный давно включен. Почему же они до сих пор не позвонили?
Она пробиралась через толпу, щурясь от солнечных лучей, играющих на крышах автомобилей и серебряной утвари. Гул голосов походил на шум крыльев пролетающих птиц. Наконец зазвонил телефон.
— Я слушаю!
Это был Уикенден.
— Нам только что пришло сообщение по электронной почте. Они получили деньги. Картина находится в угловой галерее за зеленой дверью. В письме написано, что она висит в подвале напротив медведя.
— Медведя? Какого медведя? Это что, шутка?
— Не знаю. А что, по-вашему, это может означать?
Последовала пауза. В трубке послышались другие голоса.
— Сейчас мы ничего не можем сказать. Оставайтесь на связи.
— Хорошо, можете не беспокоиться.
— Как вам это нравится? Они написали в конце письма «С наилучшими пожеланиями».
—
— Думаю, мы имеем дело с шайкой идиотов.
Ван дер Меер прошла уже два квартала. Толпа становилась все гуще. Прилавки по обеим сторонам улицы существенно сужали проход. Она почувствовала легкое головокружение.
— Вы знаете, какую галерею они имели в виду? Где там зеленая дверь? — продолжал Уикенден.
— Знаю. Это неподалеку. А при чем здесь медведь? Может быть, они опять ошиблись?
— Не представляю… какая-то бессмыслица… черт бы их побрал.
— Прекрасно понимаю, что вы чувствуете.
— Извините, мисс ван дер Меер. Если преступник действует логично, то вы можете предвидеть его поступки и действовать соответственно. Но если в его поведении нет никакой логики…
— Тогда он смешивает все карты. Согласна с вами. Это просто геморрой какой-то.
Ван дер Меер остановилась перед светло-зеленой резной дверью, распахнутой словно огромный зевающий рот. Она узнала это место. Серьезные сделки обычно совершались в закрытых павильонах, вдали от туристских троп. Здесь было легко потеряться и бесконечно кружить на одном месте. В глазах рябило от часов, портсигаров, металлических кружек и ламп в виде забавных чернокожих музыкантов с подставками из оленьего рога. Директриса улыбнулась, вспомнив детство.
— А как я войду?
— В письме говорится о подвале. Там что, не один вход?
— Насколько я помню, их здесь несколько. Похоже на улей. Я просто войду и поищу лестницу, ведущую в подвал.
Не отнимая телефон от уха, ван дер Меер вошла в павильон.
Никаких признаков лестницы. Все помещение заставлено прилавками с книгами и безделушками, мимо которых ходили смеющиеся и болтающие люди. Обилие товаров и бесконечный поток покупателей сбивали с толку. У ван дер Меер закружилась голова. Выбрав направление, она решительно зашагала вперед. Через несколько метров повернула налево и увидела три коридора. Она оглянулась, но двери, через которую вошла сюда, уже не увидела.
— Наверное, мне нужно было захватить клубок или навигатор… Алло! Алло!
Телефон не работал. Она взглянула на монитор. Нет связи. Подняв глаза к потолку, директриса подумала, что надо сменить оператора.
Выбрав средний проход, она пошла по нему, но вокруг были все те же бесконечные прилавки. Встретившись глазами с женщиной, стоявшей за стеклянной витриной с бижутерией, она решила обратиться к ней за помощью.
— Вы не знаете, как пройти в подвал?
— Понятия не имею, милая.
— А вы, случайно, не знаете, здесь где-нибудь продают медведей?
— Торговцы меняются каждую неделю, мне до них дела нет. Но охота на медведей запрещена, так что будьте осторожней.
— Хорошо. Спасибо.
— Не за что, дорогуша.
Ван дер Меер пошла по другому коридору мимо бесчисленных мелких лавчонок и снова посмотрела на экран телефона. По-прежнему нет связи. Вокруг было полно людей, но ни подвала, ни медведей в пределах видимости не наблюдалось. Элизабет почувствовала жажду. Взглянув налево, она увидела небольшую статуэтку святого из кремового фарфора и решила идти туда.