Двойная рокировка
Шрифт:
— Ну так сделайте ее, Барни. Прямо сейчас.
Элизабет ван дер Меер как-то сразу сникла. Уикенден не спускал с нее глаз, пытаясь прочесть ее мысли. Догадывалась ли она с самого начала? Легко быть пророком задним числом. Такого удара ей не перенести. Если это действительно фальшивка, значит, она пустила на ветер не только средства музея, но и ту кучу денег, которую лорд Хакнесс столь любезно выложил из своего кармана. И все это ради ничего не стоящего куска холста. Однако оставался вопрос: была ли эта фальшивка
— Мисс Делакло, вы говорили, что присутствовали на аукционе, — начала Элизабет, стряхивая оцепенение. — Та картина, которую я купила, была подлинной?
— Точно не знаю. Но похоже, что да. У меня тогда возникло чувство, будто что-то не так. Картина, выставленная на торги, выглядела вполне подлинной, но отличалась от той, что была в каталоге. На вид она казалась настоящей. Просто еще один вариант из известной серии Малевича. А вот потом… возможно, ее подменили после торгов. Но в это трудно поверить… «Кристи» слишком солидная фирма.
— Хорошо. Давайте сядем и обсудим все за чашкой чаю. Барни, позовите нас, когда закончите, — распорядилась Элизабет, провожая Делакло к выходу.
Уикенден все еще не оправился от потрясения. У него даже расстроился желудок.
— Вы хотите сказать, что это даже не Малевич?
— Больше похоже на «Бенджамина Мура».
— Это такой художник?
— Нет, это малярная компания.
— Не смешно! — отрезал Уикенден, устремляясь к двери.
Барни пожал плечами. «Слава Богу, что это не мои шесть миллионов», — подумал он, приступая к работе.
В кабинете ван дер Меер только что заварили чай. Делакло и Уикенден сидели в углу комнаты на барселонских стульях работы Миеса ван дер Роэ. Элизабет разливала чай, не спрашивая присутствующих о количестве молока, и передавала им чашки.
— А мы могли повести себя иначе, инспектор? — спросила она.
Уикенден чуть замешкался с ответом.
— Нет. Они просто взяли нас за яйца.
— Я вас не виню. Ситуация была непростая.
— Но разруливать такие ситуации — моя работа. Они действительно молодцы. Провернули все на высшем уровне. Мы их не видели и не имели с ними прямых контактов. Подобраться к ним не было никакой возможности.
— Да, они взяли нас за яйца и таскали сколько хотели, — согласилась Элизабет. — Но мне все-таки кажется, что следовало получше подстраховаться, чтобы заставить их вернуть подлинник.
— Если только он у вас был с самого начала, — вступила в разговор Делакло. — На аукционе происходило что-то странное…
— Я бы не стала так уж убиваться из-за этого ограбления, если бы мы в итоге получили картину назад, — сказала Элизабет, потягивая чай. — И даже аплодировала бы столь искусным похитителям. Истинное мастерство всегда вызывает уважение, в чем бы оно ни заключалось.
— Какое же тут удовольствие? — удивился Уикенден.
— Мне кажется, я понимаю, что она хочет сказать, — задумчиво произнесла Делакло.
Уикенден заметил, что они с Элизабет обменялись взглядами.
— Но издеваться над побежденным, после того как он признал превосходство противника… Это жестоко и непорядочно. Я могу понять профессиональных воров, если это способ заработать на жизнь, пусть даже и неблаговидный. Но удерживать украденную картину, когда за нее заплачен выкуп, — это все равно что застрелить человека, отдавшего вам кошелек и умоляющего о пощаде.
— А вы не слишком драматизируете ситуацию? Ведь в данном случае никого не убили, — сказал Уикенден. — Я расстроен, потому что меня провели, но ведь речь идет всего лишь о куске холста, закрашенного белой краской. Там даже ничего не нарисовано!
— Вы просто старый усатый дилетант! — резко бросила Делакло.
— При чем здесь мои усы?
— При том. Ваше замечание столь же неуместно. Не стоит отрицать того, чего не понимаете, просто потому, что вам это не дано.
— Минуточку, — прервала их Элизабет, вставая. — Я все больше склоняюсь к мысли, что наши грабители не принадлежат к миру искусства.
— Но они же не вернули картину, — возразил Уикенден, подкрепляя свои слова энергичным жестом. — Что, по-вашему, они намерены с ней сделать? Засунуть на чердак и пересыпать нафталином?
— Что-нибудь в этом роде, — ответила Элизабет, вышагивая по комнате. — Не забудьте про цитату из Библии. Думаю, вся эта затея скорее демарш, чем попытка обогатиться. А возможно, и то и другое. Вы только представьте себе. Мы покупаем картину за шесть миллионов с лишком — все это происходит с большой помпой, — но даже не успеваем ее повесить. Ее сразу же крадут. Грабители требуют ровно столько, сколько мы заплатили на аукционе, а потом возвращают фальшивку, которая для них равнозначна оригиналу. Они просто не понимают истинной ценности этой картины и пытаются навязать нам свое мнение. Хотят, чтобы мы поверили, будто деньгам, потраченным на кусок холста, покрытого белой краской, можно найти лучшее применение, как только что со всей прямотой высказался инспектор Уикенден.
— Возможно, вы и правы, — тихо сказала Делакло, не глядя на собеседников. — Или они хотели поиздеваться над иконоборчеством Малевича, давая понять, что пора возвращаться к идолам. Это свидетельствует о том, что они хорошо разбираются в искусстве, хотя сумма выкупа говорит об обратном. Возможно, мы имеем дело с группой религиозных фанатиков и террористов. Меня возмущает воинственное невежество, особенно когда оно имеет религиозную окраску. И почему люди так любят навязывать другим свое мнение?