Двойная засада
Шрифт:
Но пленник не должен знать, что именно в моей голове изменилось. Он должен чувствовать прежнее, если не большее, напряжение. И я взглядом стремился это напряжение показать.
Он, кажется, понял, наконец, кто здесь старший, и уже не отрывал от меня преданного собачьего взгляда. Почти влюбленного взгляда, призванного доказать, что он за меня готов и в огонь и в воду. Так смотрят на обожаемых вождей, а не на противников. Странно, я никогда не претендовал на роль чеченского вождя.
– Нас только вчера познакомили…
– Надо же, и сразу такая преданность, что по одному слову
– Вы меня тоже поймите… Вам хорошо… У нас и дом, и служба… А я только вчера приехал… Я в другом городе жил, но там работы теперь нет… Сюда посоветовали, сказали, работа будет… Дома-то тоже работы нет… Приходится ездить, скитаться, по углам ютиться… С женой, с детьми… Моему старшему сыну в первый класс пора, а где он в школу пойдет, если у нас своего дома нет и у меня работы нет…
Бандит откровенно давил на жалость. И того, кто положения вещей не знает, такая плаксивая исповедь пронять может. Трудно не согласиться с тем, что в Чечне с работой постоянная напряженка. Однако и там люди работают. И в других городах они работают. Но работу находит только тот, кто хочет ее найти. А кто не хочет, тот жалуется на ситуацию, а не на себя. Но есть еще и иная категория, которая ситуацией пользуется…
– И эмир Шарани Гочияев дал тебе работу…
– У меня денег нет, мне жену с сыновьями кормить нечем… Мне за квартиру платить нечем…
Волосняков раскрыл лежащий на столе большой бумажник, который он вытащил из кармана бандита, и стал пересчитывать тысячные купюры. Не досчитал до конца.
– Шестьдесят с лишним тысяч… Конечно, с голоду пухнет парень… Для него это не деньги… Шестьдесят тысяч простой работяга зарабатывает за полгода…
– Это эмир Гочияев дал… – сразу сознался чеченец.
– Оплата убийства подполковника Буслаева… – сказал я.
– Это на устройство… Квартиру снять… Сразу заплатить… Мы пока у знакомых остановились… Там тесно… Всем негде жить…
– Снять квартиру, а потом уехать… – Из того же бумажника старший прапорщик извлек железнодорожные билеты – четыре штуки, со страховыми квитанциями и еще какими-то копиями. – Со всей семьей уехать…
Пленник, похоже, о билетах забыл, и их появление на свет стало для него ударом. Он опустил голову.
– Где сейчас твой эмир Гочияев? – спросил Волосняков. – Быстро… Быстро отвечай… Внятно и без нытья…
Он поднял кулак. Пленник это движение заметил и сжался.
– Повторить вопрос? – Я тоже поднял кулак.
Он сжался еще сильнее и стал похож на ребенка.
– Я не знаю, где он живет… Мы в кафе встречались… В чеченском кафе… Два раза, вчера и сегодня…
– «У горного ручья», – сказал я. – Только мне казалось, что это ингушское кафе…
– «У горного ручья»… Ингушам там нечего делать… Мне сказали, туда подойти…
– Кто сказал?
– В другом городе… Знакомые… Сказали прийти и спросить эмира Гочияева… Эмир работу даст и с квартирой вопрос решит…
– А он? – показал я на убитого.
– Он тоже… Приехал… Он не со мной… Он сам… К эмиру…
Меня, впрочем, мало интересовал второй бандит. Пусть он интересует подполковника Капустина, которому вести расследование и связывать концы с концами. Мне
– Нам пора ехать… – решил я.
Пленников, однако, оставлять без присмотра неприлично. Чтобы не создавалось впечатления неуважительного к ним отношения, я решил передать их на руки Капустину, о котором вовремя вспомнил, и вытащил трубку, чтобы позвонить. И в этот момент позвонил наш командир, полковник Баргузинцев. Я снова вышел в подъезд и оставил включенным «подснежник», чтобы наш с командиром разговор был доступен Ламберту и Волоснякову.
– Андрей Васильевич, у меня к тебе просьба есть… – Полковник, верный своей манере, не спрашивал, а сразу начал с дела. Он всегда так общается.
– Слушаю, Валентин Георгиевич…
– Мне сейчас звонил начальник областного управления ФСБ генерал-лейтенант Рябушкин. Он очень просит тебя найти и спрятать поглубже, чтобы бандиты до тебя не добрались и чтобы ты не помешал им работать…
– Поздно. Мы уже увязли в бандитском болоте… Работа в самом разгаре… Это, на мой взгляд, уже достаточная причина для продолжения работы.
– Понял. Выйти безболезненно возможности нет?
– Они похитили моего брата и устроили в его квартире засаду для меня…
– Классическая «мышеловка»…
– Да. Два человека. Нас трое. Одного мы не уберегли, второго сейчас допрашиваем. Я знаю, где искать человека, который все организовал. Ты тоже про него должен слышать. Он проходит и по федеральному, и, кажется, по международному розыску. Некий эмир Шарани Гочияев…
– У меня нет сводок по розыску. Но я буду рад, если ты до него доберешься. Что с братом? Есть след?
– Есть… И упустить этот след я не могу…
– Могу тебя понять… Короче говоря, дело так обстоит… Я даю тебе полную свободу действий. У меня нет с тобой официальной связи. Хотя ты позванивай по мере необходимости, и вообще, чтобы я в курсе дела был… С ФСБ постарайся не конфликтовать. Там еще московская бригада приезжает… Я так понял, что просьба «придержать» тебя идет от москвичей… И еще… Не сильно афишируй, что тебя из отпуска отозвали… Нехорошо получится, если этот факт всплывет… Тогда твои действия можно будет рассматривать как операцию, проводимую бригадой спецназа ГРУ в противовес операции, проводимой «Альфой»…
– Я понял… Не переживай, Валентин Георгиевич. Мы будем работать аккуратно и в полной «автономке»… Но оставить брата у них в лапах я не могу, сам понимаешь…
– Понимаю… Работай…
Осмыслив ситуацию, я все же хотел позвонить Капустину, чтобы он пленника забрал, труп из квартиры брата увез, пока он вонять не начал. В такую жару процесс разложения быстро начнется. Но Капустин позвонил сам…
Я вернулся в квартиру.
Видимо, старший прапорщик допрос продолжал, потому что пленник встретил меня радостным взглядом, словно я нес ему избавление от многих бед, которыми ему грозил Волосняков.