Двойная жизнь
Шрифт:
Подойдя зачем-то к окну, она приоткрыла створку. Из расположившегося внизу парка доносились неуклюжие баянные переборы. Там у фонтана собирались пенсионеры, устраивали вечно какие-то посиделки. Танцы-шманцы! С ума сойти! И еще говорят, что у них тут один из самых престижных районов столицы. Один из самых дорогих – это точно. Но вот вам, бодренькие пенсионеры поют и пляшут под окнами. Сумасшедшая страна!
Нет, хватит, надоело. Как только суета вокруг Дениса закончится, она переедет в Лондон. Или нет. В Лондоне слякоть, туман. И Егор, это будет ее связывать, взрослый сын – не лучшее украшение для женщины, стремящейся как можно дольше оставаться молодой. В Париж или в Прагу. Или, может, в Италию. Да хоть бы на Кипр! Романа оставить здесь на хозяйстве. А с клиентами и по Интернету можно работать. Никакой нет необходимости сидеть в этом жутком городе, одна радость, что столица.
Мысли начали путаться, сплетаться в клубки, тыкаться в голове туда-сюда, как слепые котята в лукошке. Покачнувшись, Ксения едва не ткнулась в оконное стекло. Должно быть, снотворное начинает действовать, сообразила она. Медленно, лениво разделась, потянулась к пульту музыкального центра. Чтобы снились хорошие сны, должна играть тихая мягкая успокаивающая музыка.
Но едва Ксения начала подыскивать в меню что-нибудь достаточно расслабляющее, засветился, задрожал мобильник. Наконец-то! Но вместо ожидаемого, обусловленного сообщения с просьбой перезвонить – это означало бы, что проблема решена, – на экране светилось: «Этот абонент снова доступен для звонков». Значит, операция пошла не по сценарию…
Будь ты проклят, идиот!
Глаза слипались, ватные ноги отказывались служить. А чтобы выяснить подробности, чтобы просто услышать, что же на этот раз пошло наперекосяк, требовалось вытащить себя на улицу, к телефону-автомату, чтобы позвонить Роману на защищенную линию. Ну куда, куда можно идти в таком состоянии? И как привести себя в норму?
Да гори оно все синим пламенем! Пусть сам разгребает, решила Ксения. Знать ничего не знаю, ведать не ведаю. Последним усилием она завела все будильники, которые нашла, и рухнула в постель. Музыкальный центр весело подмигивал зеленым глазом, напоминая, что музыка для «колыбельной» так и не выбрана.
А Роман метался по всем питерским вокзалам. Но Воронцов как под землю провалился.
Денис
Санкт-Петербург – Инзер
Мужик в черном лежал на кухонном полу вялой массивной грудой.
Господи! Неужели и он – труп?!
Нет… На шее, над самой татуировкой, вроде жилка бьется. Живой.
Быстрее! Теперь быстрее!
Воронцов торопливо оделся, побросал в сумку вещи, сгреб со стола бумажник и телефон, зачем-то прихватил и окровавленный нож, замотав его в полотенце, шагнул к двери…
– Откройте! Уборка номера! – деликатный стук как-то не вязался с командной интонацией.
Какая, к черту, уборка номера ни свет ни заря?
Промычав в ответ что-то невнятное – пусть погадают, лишь бы с ходу дверь ломать не принялись, – Денис метнулся в спальню.
Подергал туда-сюда непослушную ручку… наконец окно распахнулось. Слева проходила пожарная лестница. Чувствуя себя не то Джеймсом Бондом, не то беглецом из Шоушенка, Воронцов перебрался на хлипкую ржавую конструкцию (ну только бы выдержала, помогите, святые угодники!) и не столько спустился, сколько стремительно сполз вниз, в пустынный, мрачный, типично питерский двор-колодец.
Отдышавшись немного и натянув поглубже капюшон ветровки, нырнул в подворотню, прошагал метров двадцать по улице и замахал проезжавшему мимо старенькому красному «москвичонку»:
– На Московский вокзал! Побыстрее, пожалуйста!
– Да хоть на французский! – Смуглый горбоносый мужичок балагурить пытался всю дорогу. А Денис сжимал в кармане выключенный на всякий случай телефон и напряженно думал: кто, кто устроил ему такую подлянку? И как с этим теперь разобраться?
Вообще-то надо было сразу же позвонить Роману, зачем, в конце концов, существует служба безопасности, как не для того, чтобы решать такие вот проблемы? Надо было. Вот только он почему-то никак не мог заставить себя набрать номер Грецкого. Никто ведь не знал, где Денис. Тем более – где он остановился. Никто не знал. Кроме его чертова начальника чертовой службы чертовой безопасности! Проговорился тот кому-то? Или?..
В здании вокзала было по-утреннему пусто. Отойдя в угол, Денис после недолгих размышлений все-таки включил телефон и позвонил. В Лондон. Егору. Сказал несколько невнятных фраз и отключился. Все. Теперь – все.
Господи, патруль! Это за ним!
«Патруль» оказался компанией каких-то курсантов. Сердце прыгало так, что трещали ребра.
Какой-то бомж кинулся чуть не в ноги, моля «спасти погибающую во цвете лет молодую жизнь». Денис сунул «погибающему» телефон и быстро зашагал прочь под размеренный гулкий голос из динамиков:
– Отправление поезда номер… Санкт-Петербург – Москва… Провожающим просьба покинуть…
Полненькая белокурая проводница уже собиралась закрыть дверь.
Денис налетел, начал совать ей комок выдернутых из бумажника купюр, забормотал что-то идиотское про больную маму, про потерянный билет, про очень срочно…
Она сомневалась не больше минуты (денег было довольно много, хватило бы слетать из Питера в Вашингтон и обратно), потом приткнула его в пустое купе и велела сидеть тихо.
Воронцов сидел.
И думал, думал, думал. Зря он отдал телефон бомжу, лучше было бы разломать и выбросить, чтоб не вычислили. Но тут уж ничего не поделаешь. Да и бомж наверняка уже аппарат загнал кому-нибудь, у него на морде было написано: не похмелюсь – помру. Деньги… М-да. Денег в бумажнике после «переговоров» с проводницей осталось маловато, вот разве что расходная кредитка. Денег там довольно много, тысяч двадцать, что ли, если в баксах. Но по кредитке можно отследить еще надежнее, чем по телефону… Эх, зачем он в Москву-то кинулся? В самое логово – если это Роман устроил… А кто же еще? Девушку, конечно, втемную использовали. Черт! Черт, черт, черт! Может, в Бологом выскочить?
Постепенно бешеная скачка мыслей замедлилась. Денис вспомнил про замотанный в полотенце нож, вытащил его из почти пустой сумки, тщательно вытер и вышвырнул за окно, едва не сломав палец, пока воевал с тугой рамой. Так, полотенце… туда же полотенце. И давешние промокшие кроссовки, которые он, лихорадочно одеваясь в жутком гостиничном номере, тоже зачем-то прихватил. Подсохшие за эти несколько часов кроссовки заскорузли, как будто были не дождем вымочены, а кровью. Черт, гадость какая. Их тоже за окно. Одну… Вторую…