Двойник Декстера

Линдсей Джеффри

— Рита, ради Бога, что я такого сделал?

Она выдернула руку.

— Ублюдок, — повторила она. — Ты, блин, сам прекрасно знаешь, что ты сделал. Ты спал с этой квашней, чтоб тебе провалиться!

Мы нередко переживаем события, в которых не видим никакого смысла, словно какой-то всемогущий режиссер вырезал нас из привычной киноленты нашей повседневной жизни и наугад перенес в фильм совершенно иного жанра, повествующий о другом времени или о другой стране, а иногда действие разворачивается даже в мультфильме. Ты оглядываешься и понимаешь: язык тебе незнаком, а происходящее никак

не связано с твоими представлениями о реальности.

Именно такая минута настала теперь. Мягкая, преданная Декстеру Рита, которая никогда не теряла терпения и никогда, никогда, никогда не сквернословила, вдруг принялась делать то и другое одновременно, притом в адрес своего в кои-то веки ни в чем не виноватого мужа.

Но хотя я понятия не имел, в каком фильме нахожусь, у меня сложилось впечатление, что пора произнести свою реплику. Я знал: необходимо быстро вернуть контроль над ситуацией.

— Рита, — произнес я как можно спокойнее, — я не понимаю…

— Пошел ты… не понимаешь! — заявила она, топая ногой и снова занося кулак для удара. Эстор подняла голову и посмотрела на нас — в игре наступила очередь Коди. Я снова взял Риту за руку и потянул прочь.

— Пойдем, — предложил я. — Давай поговорим на кухне.

— Я не собираюсь… — начала она, но я повысил голос:

— Не при детях.

Она виновато взглянула на них и пошла за мной через гостиную на кухню.

— Так, — сказал я, придвигая стул и садясь за знакомый стол. — Пожалуйста, объясни мне, какого черта, но, пожалуйста, выражайся ясно, доступно и теми словами, которые не запрещены в штате Кентукки.

Рита стояла по ту сторону стола, скрестив руки на груди, и гневно смотрела на меня с прежним выражением праведной ярости.

— Как ты, блин, хорошо врешь, — проговорила она сквозь зубы. — Я даже теперь готова тебе поверить. Сукин сын!

Я действительно хорошо вру; Декстер — это спокойствие и ледяное самообладание, и избранный способ поведения неизменно ему помогал. Но сейчас я чувствовал, как спокойствие и самообладание превращаются в теплую Лужицу разочарования. Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох в попытке вернуть своему внутреннему миру более приятную температуру.

— Рита… — начал я, открывая глаза и устремляя на нее взгляд, полный очень правдоподобного страдальческого долготерпения. — Давай на минутку сделаем вид, будто я понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Даже и не пытайся, ублюдок…

Я поднял руку.

— Не обязательно напоминать, что я ублюдок. Я это помню. Вопрос заключается в другом. Почему я ублюдок? Итак?

Рита продолжала смотреть на меня, постукивая ногой цо полу. Потом она опустила руки и вздохнула.

— Ну ладно, — сказала она. — Я тебе подыграю, сволочь такая! — Будь ее палец заряжен, я упал бы замертво на месте. — Ты крутил роман с той сучкой с работы. Мне позвонил детектив! — объявила Рита, словно звонок детектива доказывал все и не оставлял сомнений. — Он спросил, знаю ли я что-нибудь про нее и про ваши отношения… и, может быть, есть еще фотографии? А потом в новостях сказали, что ее убили, и, Господи, Декстер, это ты ее убил, чтобы я не узнала?

Я почти уверен, часть мозговых клеток у меня продолжала работать,

поскольку я не забыл, что нужно дышать. Но более сложные функции, судя по всему, полностью отключились; обрывки мыслей проносились в сознании, но не складывались ни в одно связное высказывание. Я сделал еще вдох и выдох и смутно догадался: прошло уже некоторое время, а неприятная тишина тянется слишком долго, но, честное слово, я никак не мог собрать воедино разлетающиеся фрагменты и произнести настоящее предложение. Медленно и болезненно колесо повернулось, и наконец отдельные слова стали обретать смысл — ублюдок, убил, детектив… после третьего слова из хаоса галопирующих нейронов выплыла картинка целиком и заслонила собой круговорот недомыслей. Ухмыляющаяся, тупая рожа человекообразной обезьяны с низким лбом и злобной усмешкой. И мне удалось выговорить фразу, которая хоть что-то значила:

— Худ. Он тебе звонил?

— По-моему, я имею право знать, что мой муж кого-то убил, — заметила Рита. — И что он мне изменял, — добавила она так, словно на убийство она еще закрыла бы глаза, но измену считала непростительным преступлением. Насколько я понимал, Рита расставляла человеческие приоритета в неправильном порядке, но сейчас оказалось не лучшее время для сравнительного обсуждения этических концепций.

— Рита, — произнес я по мере сил спокойно и властно. — Я почти не знал ту женщину. Камиллу.

— Не ври! — отрезала Рита. — Ричард… детектив сказал, что у нее везде были твои фотографии.

— Да, а у Эстор везде фотографии «Джонас бразерс», — заметил я. Рите почему-то не понравился этот аргумент, при всех его достоинствах.

— Эстор всего одиннадцать, — ядовито ответила она, точно моя попытка оправдаться сама по себе являлась верхом подлости и она ни за что не позволила бы преступнику вывернуться с помощью такой низкой уловки. — И она не шляется по ночам к «Джонас бразерс»!

— Мы с Камиллой вместе работали, — объяснил я, надеясь наконец рассеять пелену безрассудства. — Иногда нам приходилось задерживаться допоздна. На людях. Буквально в толпе других копов.

— И у них тоже есть твои фотографии? — поинтересовалась Рита. — В папке на крышке унитаза? Я тебя умоляю. Ты, кажется, недооцениваешь мой ум.

Я очень хотел сказать, что, прежде чем недооценить ум, его нужно найти, но иногда приходится жертвовать остроумной репликой ради высшей цели, и сейчас наступило именно такое время.

— Рита, — проговорил я, — Камилла меня фотографировала.

Я протянул обе руки ладонями вверх в знак того, что я достаточно мужественен, чтобы признать неприятный факт.

— Много раз, да. Дебора говорит, Камилла влюбилась. Я ничего не могу тут поделать. — Я вздохнул и покачал головой, словно давая Рите возможность осознать всю тяжесть мировой несправедливости, которая покоилась на моих широких плечах. — Но я никогда тебе не изменял. Ни с Камиллой, ни с кем бы то ни было.

Я увидел на Ритином лице первый маленький проблеск сомнения — я действительно хорошо умею подражать человеческим чувствам и на сей раз вдобавок сказал нечто, очень близкое к действительности. Я по-настоящему Вжился в Роль, и Рита поверила, что я искренен.