Двойник
Шрифт:
– Мел, большинство данных описания Диллинджера взято из данных ВМС, вы помните об этом? – осторожно сказал Коули.
– Правильно, и эти данные весьма точные, – ответил я.
Пурвин продолжал сопротивляться.
– Откуда вы все это знаете? Присутствовали при вскрытии?
– Нет, не присутствовал. Вы думаете, отчет о вскрытии писал пьяный врач. Но патологоанатом Кернс был трезв. Он вообще не берет ни капли в рот. Он великолепный специалист, и вскрытие было сделано тщательно. Он делал заключение по каждому серьезному убийству в Чикаго,
– Ерунда, – тихо сказал Пурвин.
– Я вам скажу еще одно. У мертвеца обнаружен порок сердца, а Диллинджер на свое сердце никогда не жаловался.
Коули выпрямился.
– Что?
– У убитого с детства был ревматический порок сердца. Интересно, как бы Диллинджера взяли во флот с таким больным сердцем? Как бы он смог играть в баскетбол? Я не говорю уже о тех физических нагрузках, которым он подвергался в последнее время.
Коули взял в руки плакат о розыске Диллинджера и принялся его рассматривать.
– Может, он знал о своем больном сердце, но никому не говорил об этом, – заметил он, – может, именно поэтому жил так бесшабашно?
– Нет, концы с концами не сходятся, – сказал я, – в морге лежит другой человек.
– Кто же? – потребовал ответа Пурвин. Я пожал плечами.
– Может, этого парня звали Джимми Лоуренс, он был одним из сутенеров Анны Сейдж из Восточного Чикаго или еще откуда-нибудь. Может, просто мелкая сошка, которому давно сделали операцию и до поры до времени скрывали с помощью друзей или тех, кого он считал друзьями. И вот, когда Фрэнку Нитти потребовалось подставить кого-то вместо Диллинджера, пришла очередь этого бедняги.
Пурвин поднялся и стал расхаживать, не вынимая рук из карманов. Он нервно поглядывал на часы и потом сказал:
– Нитти, Он вам мерещится под каждой кроватью. Я не могу себе представить, чтобы Нитти каким-то образом принимал в этом участие...
Я начал загибать пальцы, просчитывая:
– Анна Сейдж, связанная с гангстерами. Заркович давно был связан с Капоне и, вероятно, помог Диллинджеру сбежать из Краун-Пойнт. Даже кинотеатр «Байограф» связан с Нитти. Там уже много лет была его букмекерская контора. И, черт побери, еще Нитти связан с союзом по прокату фильмов. Где же еще удобнее подставить нам фальшивого Диллинджера?
– Почему вы сделали это, Геллер? Зачем вы пошли в морг? Почему вы начинаете заваривать эту кашу? – спросил Коули, у которого лицо стало пепельным и сразу ввалились глаза.
– Вы этого никогда не поймете. Это называется быть детективом.
Пурвин мрачно засмеялся.
– Как забавно.
Он посмотрел на «Рукери», а потом на часы. А Коули промолвил:
– У вас была уже эта версия, и вам нужно было только убедиться в своей правоте. Я пожал плечами.
– Наверное, так.
– Вы учились в колледже?
– Некоторое
– Занимались научной работой? Какого черта, что ему нужно?
– Немного.
Коули наклонился, сложив руки на груди, пытаясь выглядеть, как добрый и мудрый папочка.
– Вы не задумывались, что будет, если научный работник ищет заранее определенный ответ вместо того, чтобы просто получать объективные результаты?
– Вы считаете, что у меня сложилось навязчивое мнение, что парень не был Диллинджером? И я искал подтверждение этому?
Коули утвердительно кивнул.
– Черта с два. Мне бы очень хотелось, чтобы он оказался Диллинджером. Мне нечему радоваться. Я не чувствовал бы себя таким кретином. Это значило бы, что парочка продажных полицейских из Восточного Чикаго использовали меня, чтобы помочь поймать врага народа номер один за вознаграждение. Мне тоже было бы неприятно, но это лучше, чем подставить какого-то беднягу под пули, чтобы Джон Диллинджер мог пить текилу, трахаться с мексиканскими бабами, спокойно дожить до старости. Нет, у Диллинджера глаза – серые, а у мертвеца – карие. И так далее. Вам лучше признать это, парни.
Пурвин развернулся и направил на меня свой указательный палец, словно я был подозреваемый, которого он допрашивал. Он хотел, чтобы все выглядело очень драматично, но этого не получилось.
– Предположим, вы правы, и во всей той чуши, которую вы несете, есть доля правды. И что же нам теперь делать?
Я снова пожал плечами.
– Расскажите о совершенной ошибке. Хотя понимаю, вам будет неудобно, ведь заголовки одних газет провозглашают: «Диллинджер – мертв!», а других – «Пурвин – герой!». Все это не так просто. И жутко неудобно. Маленькая Богемия была весенним пикничком по сравнению с этим.
Пурвин задрал вверх подбородок и посмотрел на меня сверху вниз. Маленькие мужчины иногда делают так. Особенно, когда вы сидите, а они – стоят.
– Почему я стану это делать? Если убитого признали Диллинджером, зачем мне говорить противоположное? Отпечатки пальцев совпадают, и...
– Меня это и поразило, – заметил я, – но я также обратил внимание, что во время расследования отпечатки пальцев не рассматривались как свидетельство. Какой-то агент подтвердил, что они совпадают, вот и все. Так? Кто снимал их?
– Снимал что? – спросил Пурвин.
– Отпечатки пальцев! Кто из ваших людей снимал отпечатки пальцев?
Пурвин и Коули обменялись взглядами, Коули ответил:
– Отпечатки снимал ночью в морге один офицер из чикагской полиции.
– Офицер чикагской полиции?
– Да.
– Вы хотите сказать: полицейский из Восточного Чикаго?
– Нет, из Чикаго.
– Как фамилия этого копа?
Они оба пожали плечами.
– Подождите, дайте мне разобраться. До сих пор в этом деле не были задействованы силы полиции Чикаго. И вдруг не люди из ФБР, а какой-то безымянный чикагский коп берет отпечатки пальцев! Как это объяснить!